Диктатура адмирала Небогатова

Последние пространные шифровки самодержца свидетельствовали о том, что Николай не отступится и будет медленно, но неуклонно «дожимать» микадо. Тем более политическая обстановка «вдруг» резко переломилась в пользу России. Французы, обеспокоенные «германскими ухаживания» и посылкой внушительной делегации немецких военных наблюдателей в Харбин и во Владивосток, начали демонстрировать невероятную благожелательность, предлагая не афишируемую помощь в дальневосточной войне «доблестным русским союзникам». Небогатов телеграфировал военным агентам во Франции немедленно истребовать ВСЮ документацию по подводным лодкам и минному(торпедному) оружию, допустить офицеров русского флота на все заявленные ими к осмотру корабли союзного французского флота. В противном же случае адмирал грозил «развернуть» спешно посланную на театр военных действий французскую миссию наблюдателей. Царь, которому «лягушатники» мгновенно пожаловались, своего победоносного флотоводца поддержал. Французы утёрлись и показательно и радушно раскрыли объятия русскому военно-морскому атташе…

Уставший от круглосуточной переписки по телеграфу, идущей без учёта разницы во времени, Николай Иванович отдыхал в море. Да и все удачные мысли о дальнейшем противостояние с Соединённым флотом Японской империи приходили к адмиралу не в здании штаба Тихоокеанского флота, – так уж получалось, на кораблях лучше думалось.

Броненосцы береговой обороны и «Ослябя» под руководством контр-адмирала Миклухи начали «долбить» Гензан. Раз уж не получилось одним решительным ударом покончить с ослабленным врагом, необходимо разрушить портовые сооружения, наподдать как следует и по береговой обороне и по пехотным частям японцев – всё потом нашим проще будет отбивать порт. Задача августа-сентября для Тихоокеанского флота – сделать всё возможное, чтоб развевался в Гензане российский флаг! И основания к тому были.

Наступление в Маньчжурии, хоть и «притормозившее», тем не менее, здорово напрягло сухопутную японскую армию. Отряды кавалерии вновь пошли по японским тылам и набравшиеся опыта маневренной войны офицеры разрывали вражеские коммуникации, сжигали склады, уничтожали небольшие подразделения противника. Куропаткин мог торжествовать – его «кутузовская стратегия» наконец-то заработала. Правда, офицеры в войсках по прежнему подшучивали над незадачливым полководцем, ради следования теориям которого пришлось сдать Порт-Артур и где пятиться, а где и бежать до «Сыпингайского уезда». Однако, шутили по-доброму, в войне назревал перелом, – бывалые унтера зря не скажут, мол: «япошка уже не тот, ваше благородие»…

Линевич и Ояма накапливали силы у Мукдена, старательно изображая готовность разыграть второе «Мукденское сражение». Но японцы о наступлении не помышляли, стараясь лишь ослабить, обескровить русские армии. Однако гнать батальоны на пулемёты, дабы занять китайскую деревушку в десяток фанз и отчитаться о «великой победе» было высочайше запрещено. В июне-июле было три случая «бунта» в полках, посылаемых в бессмысленные лобовые атаки и понёсших большие потери. Отчёт Линевича о «бунтах» в Петербурге восприняли крайне болезненно. «Сегодня бунт, а завтра – РЕВОЛЮЦИЯ?» – собственноручно начертал император, публично усомнился в адекватности сухопутных военачальников и привёл в пример геройский флот, где не только сами матросы уничтожают крамолу, но и адмиралы успешно воюют, сберегая корабли и подчинённых и топя суда неприятеля. Тут весьма кстати пришлась и докладная записка Небогатова о необходимости омоложения командного состава. Правда адмирал рассуждал о флоте, но и в армии «хватает старых маразматиков» – прямо, по солдафонски поддержал племянника великий князь Николай Николаевич. В гвардии сей великокняжеский «гафф» с удовольствием пересказывала молодёжь, а в действующую армию крылатая фраза ушла подкреплённая высочайшей рекомендацией поощрять инициативы молодых и энергичных офицеров, имея в виду их дальнейшее продвижение по службе…

Амбициозные поручики и штабс-капитаны, возглавившие «команды охотников» пытались победить противника с помощью маневра, удвоением запаса патронов у лучших стрелков, обустройством ложных позиций и прочими военными хитростями, на первый взгляд безыскусными и примитивными, однако весьма действенными. Слухи о едущих на войну гвардейских полках нервировали армейцев, считающих, что столичные пижоны прибудут на готовенькое и всю славу близкой, выстраданной истинными маньчжурцами победы, припишут себе. Потому, несмотря на осторожность штабистов, в рейды по тылам неприятеля была настоящая очередь, эскадроны комплектовались только добровольцами, пусть даже и пехотинцами, более менее сносно умеющими держаться в седле. Мотивированные и желающие драться мобильные отряды в японском тылу, на огромной территории, занятой, но слабо контролируемой самураями, оказались той страшной русской силой, воспетой ещё Денисом Давыдовым, с которой враг никак не мог совладать.