Дилемма

Мне надо позвонить Нельсону. Я сажусь на садовую стенку, спиной к Марниным фотографиям. Я даже отсюда слышу, как всхлипывает Ливия. А может, это просто отзвуки ее всхлипов, раздающиеся у меня в мозгу. Я рад, что с ней Джош, что он делает то, в чем мне отказала бы Ливия, – утешает ее. Сам он ничего не сказал мне. Да и не надо было. Достаточно того недоверчивого взгляда, которым он меня смерил.

Я вынимаю мобильный, некоторое время просто сижу, держа его в руках и заново переживая тот момент, когда я разрушил мир Ливии. Получилось даже тяжелее, чем я мог себе представить. Потому что она думала – я говорю о чем-то другом. О чем-то, что связано с Марни, но еще и с Робом. Я сейчас не могу про это думать. Надо позвонить Нельсону.

Его голос в трубке звучит слишком громко:

– Адам! Как ты?

– Нельсон, ты не мог бы прийти? Только один, без Кирин, без детей.

Несколько секунд он молчит. Потом спрашивает:

– Все в порядке?

– Нет… Не совсем. Я тебе скажу, когда ты придешь. Я в саду. Можешь прямо сейчас?

– Уже иду.

Значит, у меня пять минут. Максимум десять. Как раз хватит времени, чтобы позвонить папе.

– Привет, Адам. Чем обязан удовольствием столь раннего звонка?

Я закрываю глаза, придавливаю их уголки указательным и большим пальцем каждой руки.

– Папа. – Голос у меня срывается. – Мама рядом?

Я слышу какое-то шевеление, потом его шаги на лестнице.

– Уже нет, – наконец отвечает он. – Я на кухне, а твоя мама в постели.

– Ты сейчас сидишь?

– Нет. А надо сесть?

– Надо.

Скрип стула, передвигаемого по полу.

– Готово. Можешь говорить.

– Я с плохими вестями, папа. Это насчет Марни.

Слышу его глубокий вздох – он старается успокоиться.

– Что случилось?

– Она возвращалась домой, хотела появиться у Ливии на дне рождения. Сделать ей сюрприз. Она летела с пересадками, на трех самолетах. Один разбился. Она погибла, папа. Марни больше нет.

В трубке слышится полузадушенный вскрик-всхлип. Но тут же прерывается.

– Мне очень жаль, папа. Мне очень жаль. – Слова не перестают выскакивать у меня изо рта. – Мне так жаль.

– Когда? – Он почти шепчет. – Когда Марни?.. – Похоже, он с трудом может говорить.

– Вчера. Я еще утром узнал, но… не наверняка. Потому что я думал, она не успела на рейс, она мне сообщила, что не успевает. Вот я и решил – пусть праздник идет своим чередом. Хотел, чтобы Ливия урвала еще несколько часов счастья, последних. Ты можешь это понять, папа? Можешь понять, почему я никому не сказал?

– Да, я понимаю, – отвечает он. Потому что он знает: это как раз то, что мне сейчас нужно услышать. – Мне очень жаль, Адам, я даже представить себе не могу… Как там Ливия, как Джош? У них все в порядке? – Он издает сердитое ворчание. – Разумеется, не в порядке, как у них может быть все в порядке… Не знаю… я сейчас к тебе приеду, вот что. А ты оставайся на месте. Я скоро буду. С Ливией кто-нибудь сидит, кроме Джоша?

– Нет. Нельсон сейчас ко мне придет, он уже вышел. Я подумал… как только я ему расскажу… он мог бы всем сообщить, всем, кому нужно об этом знать. Тебе вовсе не обязательно приезжать, тебе надо бы побыть с мамой. Когда ты ей скажешь… Ты ведь скажешь маме? И Иззи? И Йену? Ты им скажешь про Марни?

– Мы не собираемся тебя бросать, чтобы ты со всем этим управлялся один, – с напором говорит он. – Все будет хорошо. Мы вам поможем с этим справиться. И твоя мама, и я. Мы вам поможем через это пройти.

Я быстро разъединяюсь, потому что совершенно уже разваливаюсь под тяжестью всех этих чувств. Может, надо было сказать папе лично? Но вряд ли я сумел бы. Я не вынес бы этого не по телефону. Его лицо, его горе. Даже не знаю, как я скажу Нельсону.

Я наклоняюсь вперед и сосредоточиваюсь лишь на дыхании. Мне не приходится долго ждать Нельсона. Он ничего не говорит, просто садится рядом, и я понимаю, что он уже знает. Видно, ему сказал Джош, когда его впускал.

– Мне очень жаль, Адам. – Он тоже почти шепчет.

Я прочищаю горло:

– Ты можешь сказать Джесс? И попроси ее приехать, чтобы она побыла с Ливией. Пусть одна приедет, без Роба.

– Да, конечно. Что я еще могу для вас сделать? Может, тебе… не знаю… чашку чаю принести, что-нибудь такое?

Я встаю: мне вдруг нужно побольше пространства. Оглядываюсь вокруг, но повсюду лишь напоминания о недавнем празднике. Толком ничего не видя, бреду к сараю, отталкивая шатер плечом. Кусок черного ореха, который я начал резать для Марни, до сих пор там, где я его оставил, – на полу перед верстаком. Я опускаюсь рядом с ним. Мне просто необходимо его физическое присутствие рядом. Я закрываю глаза.

Проходит какое-то время. Появляется отец. Садится рядом со мной, притягивает меня к себе, кладет мою голову себе на плечо.

– Ничего, ничего, – говорит он мягко. – Ничего.

Ливия

В СПАЛЬНЮ СТУЧАТСЯ, дверь начинает открываться, и я уже готова заорать на Адама, крикнуть, чтобы он убирался. Какая-то часть меня стыдится того, что я так на него набросилась, но я знаю, что, если он снова попробует ко мне приблизиться, я опять на него наброшусь. Поверить не могу, просто не могу поверить, что он допустил, чтобы праздник шел как ни в чем не бывало.