Димитрий Самозванец

— На это согласен и с радостью исполню дело, угодное тебе, Петр Федорович. Я просил еще родителя моего отставить от дел этого ненавистного человека. Радость его — плач народный, пища — слезы и кровь, забава — угнетение! Да не является он никогда пред царские мои очи и да не узрит никогда светлого моего престола. — В это время истопник дворцовый тихо постучался у дверей. — Узнай, Петр Федорович, что там такое? — сказал царь.

Басманов вышел и чрез несколько времени возвратился с бумагою.

— Гонец от войска, — сказал боярин и подал письмо государю. Царь стал читать, и вдруг краска заиграла на его лице, глаза воссияли радостью.

— Федор Шереметев поймал в Ельце Гришку Отрепьева и прислал ко мне окованного в цепях. Он здесь, на дворе! — сказал Федор.

— Как, он пойман? — воскликнул Басманов.

— Слава Богу, слава Богу! — сказала царица, крестясь.

— Ах, Боже мой! я боюсь смертельно: не козни ли это чародея? Уйду, страшно! — воскликнула царевна Ксения.

— Не бойся, сестрица, — примолвил царь. — Сам Бог предает нам в руки нашего злодея. Слава Богу, слава Богу! Ах, как жаль, что родитель мой не дожил до этого!

— Если б злодея поймали при его жизни, то, верно, с ним не приключилась бы и лютая болезнь, — сказала царица. — Он погиб от расстриги! Сердце-вещун говорит мне это.

— Теперь все узнаем, — сказал царь. — Петр Федорович! Вели сей час привести злодея в нижнюю палату: мы сами его допросим. Не надобно разглашать этой вести, пока мы не поговорим с пленником. Пристава, который привез его, также задержи во дворце.

* * *

Царь Феодор сидел на скамье в нижней палате, а возле него стоял Басманов с мечом при бедре, с ножом в золотых ножнах за поясом. Дверь отворилась, и два воина ввели чернеца, окованного тяжкою цепью по рукам и по ногам. Волосы его были всклочены, впалые глаза и бледное лицо обнаруживали утруждение и бессонницу; одежда покрыта была пылью и грязью. От слабости и усталости он едва держался на ногах. Чернец поклонился государю, а воины вышли за двери.

— Ты Гришка Отрепьев, назвавшийся Димитрием-царевичем? — спросил царь.

— Нет, — отвечал чернец. Царь значительно посмотрел на Басманова, который сказал ему тихо:

— Это другое лицо! Те, которые видели самозванца, описывают его иначе.

— В грамоте Шереметева ты назван Гришкою Отрепьевым, — возразил царь.

— Это ошибка, которую я объяснил на месте, но мне не внимали, — отвечал чернец.

— Кто ж ты таков? — спросил царь.

— Я чернец Чудова монастыря Леонид из рода Криницыных.

Царь печально опустил голову на грудь, потом жалостно посмотрел на Басманова.

— Из розыскного дела я помню, что ты бежал из Москвы с Гришкою во время посольства Льва Сапеги, — сказал Басманов.

— Так точно: я ушел из Москвы с Димитрием-царевичем, который в то время принял на себя название Григорья Отрепьева.

— Как ты смеешь пред царем называть царевичем обманщика и самозванца! — сказал грозно Басманов.

— Пред царем, как пред Богом, должно говорить правду, — отвечал Леонид — Хотя Димитрий не венчан на царство, но он истинный сын Иоаннов.

— Злодей! — воскликнул Басманов.

— Потише, Петр Федорович, — примолвил царь, — станем расспрашивать по порядку. Почему тебя приняли за Гришку Отрепьева?

— Я назвался сим именем в Польше, чтоб избегнуть преследования одного могущественного рода, которого мщение возбудил я, быв еще в мирянах и проживая в Киеве, где я воспитывался. Расставшись с царевичем Димитрием, который нанес мне кровную обиду и погубил названную мою сестру, дочь моих благодетелей, я проживал в Киеве под именем Григория Отрепьева и наконец пожелал возвратиться в Россию под своим настоящим прозванием. Лазутчики известили русских воевод, что чернец, называвшийся Отрепьевым, перешел чрез русский рубеж. Меня схватили в Ельце, где я укрывался, и прислали в Москву, не веря моим показаниям.

— Итак, самозванец нанес тебе кровную обиду, погубил твою сестру — и ты веришь, что он истинный царевич? — сказал царь.

— Частных дел не должно смешивать с общественными. За обиду, нанесенную мне, и за все злодеяния Димитрия накажет его Бог правосудный. Но всякое личное мщение противу сына помазанника Божия отягчило бы совесть мою неизгладимым грехом. Терплю и покоряюсь судьбе!

— Чем же ты убедился, что этот человек истинный царевич Димитрий? — спросил царь.