Динка

Матери дома не было. Катя и Лина выбежали во двор. Книга с растерзанными страницами валялась на земле, а Динка, низко опустив голову, сидела с ней рядом. Вокруг, молчаливые и испуганные, стояли ребятишки со двора. Катя молча собрала разбросанные страницы и крепко взяла Динку за руку:

"Пойдем!"

Но Динка не шевельнулась. Тогда Лина, онемевшая от удивления, вдруг пришла в себя и разразилась громкими упреками:

"Да что же это ты содеяла здесь, страмница эдакая, а? Ведь книга-то не своя, а на время даденная! Это какие же деньги матери теперь платить за такую книжищу, а? Ох, ты ж бессовестное дитё! Нет, чтобы какую махонькую книжонку взять, дак она эдакую библию, прости господи, стащила!"

"Пойдем!" - сердито повторила тетка и дернула Динку за руку.

Маленькая детская рука беззащитно натянулась, но Динка не встала. Жалкая фигурка ее не выражала никаких желаний, не было в ней и сопротивления.

"Ах ты Мазепа, Мазепа..." - укоряла Лина.

Из кучки ребят выдвинулся слюнявый Егорка и, вынув изо рта пальцы, важно пояснил:

"Она тую книгу ногами топтала".

Машутка, подскочив сзади, дала ему крепкий подзатыльник;

"А ты молчи, черт!"

"Пойдем домой, Дина!" - уже мягче сказала Катя. Девочка подняла голову и посмотрела на нее пустыми, словно выцветшими глазами, потом повернула голову к Лине. Липа не вынесла ее взгляда:

"Крохотка ты моя! Ведь сама не своя стала! Иди ко мне, дитятко ты мое выхоженное!"

Лина схватила девочку на руки и, вытирая своим передником грязные щеки Динки, быстрыми шагами пошла с ней к дому.

"Да провались она пропадом, книга эта самая! Своими деньгами не поскуплюсь, а мытарить ребенка не дам! Бумага - она и есть бумага, а дитё напугать недолго, - бормотала она на ходу, чувствуя себя единственной защитницей Динки. Теплые руки девочки, доверчиво обнимавшие ее шею, усиливали это материнское чувство. - Таскают в дом всякую баламутку, а ребенок отвечай! - ворчала Лина и, прижимая к себе девочку, переходила на тихое воркованье. Глазочек ты мой синенький, былиночка моя! Да мы их всех с энтой книгой!.

Не бойся, не бойся! А Лина сейчас кисельку сладенького дасть! Хошь кисельку-то?"

"Не-ет", - капризно тянула Динка.

"А чего хошь? Изюмцу коль дам?"

"Я спать хочу. У меня голова болит..." - заплакала Динка.

Тетка шла сзади, вглядываясь в лежащую на плече Лины знакомую вихрастую голову Динки, и на душе у нее было тревожно. Она понимала, что поступок с книгой - это не обычный каприз и не баловство.

"Это такой характер, упрямый, настойчивый... Вот разозлилась на книгу и порвала ее! Ну что я могу сделать? Наказать? Но она и так наказана - ревет, и голова у нее болит", - думала Катя, испуганная и озадаченная поступком Динки.

"Уложи ее спать", - сказала она Лине, так и не решив, как надо поступить с провинившейся девочкой.

Динка охотно легла в постель и заснула крепким сном здорового ребенка. Но, по мере того как она спала, в Кате росло раздражение:

"Безобразие! Устроила такую пакость и спит как ни в чем не бывало!"

Сестру она встретила выговором:

"Не знаю, о чем ты думаешь, Марина, таская из библиотеки эти книги! Можно потерять голову с твоими ангелочками!

Вот, полюбуйся!" - Она бросила на стол разбухшую и растрепанную книгу.

Вечером, когда дети заснули, сестры допоздна обсуждали этот случай.

"Да, я, кажется, сделала большую глупость... Она еще слишком мала для такой грустной книги", - каялась мать.

"Но зачем же вообще читать такие книги, даже и старшим детям? Зачем это нужно, чтоб они сидели перед тобой и плакали? Почему не читать им сказки, какие-нибудь веселые стихи, наконец..." - волновалась младшая сестра.

"Подожди... Я читаю и сказки и стихи, - нетерпеливо прервала ее Марина. Но этого мало. Они должны знать, что в жизни бывает много горя и несправедливостей. И если они плачут, так что хорошие слезы. Значит, они понимают, жалеют, они будут бороться против этих несправедливостей Я же воспитываю их, Катя, на этих книгах!"

"Воспитываешь? - Катя насмешливо улыбнулась и подвинула к сестре растрепанную книгу. - Вот, пожалуйста, наглядный результат твоего воспитания!"

"Ну, это Динка... - улыбнулась Марина. - Она еще мала". "Мала? Ну, знаешь... Будь это мой ребенок, так я бы как взяла ремень да вздула ее один раз..."

Щеки Марины вспыхивают ярким румянцем. "Конечно, тебе, видно, кажется идеалом воспитания плетка нашей мачехи, - горько напоминает сестра, - а я вот даже кричать на ребенка не могу, я не могу и не хочу видеть испуганные лица, я не хочу, чтобы меня боялись! Они должны бояться не меня, а своих поступков, которые могут оттолкнуть меня от них... И зачем ты врешь. Катя, что ты будешь бить своего ребенка? Ты и пальцем не тронешь его, потому что тебе всю жизнь помнятся мачехины побои. Нет! Ты не будешь бить, но ты вырастишь его таким эгоистом, Катя..."

"Ну конечно, я выращу эгоистов, а ты замечательных людей! Ну, не будем спорить! Давай лучше подумаем о Дине... Что это за поступок, по-твоему? Озорство, шалость, просто желание побезобразничать?"

Катя выжидающе смотрит на сестру. Марина задумчиво качает головой: