Динка

— Щей? С мясом? — спросила Динка и, поморщившись, вспомнила, что около харчевни всегда стоит теплый и тошнотворный запах перепрелой капусты. Особенно когда распахивается дверь… Один раз она даже задержалась у этой двери, чтобы спросить, что здесь варят, и какой-то возчик, вытирая ладонью рот, сказал: «Шти» — и добавил: «Есть пустые, есть с мясом! Это по цене!»

«Может быть, с мясом не так пахнут?» — подумала Динка. Ей уже давно хотелось есть. Но шарманщик не торопился. Он шел вдоль заборов, пропуская маленькие, скромные дачки и заходя в те, которые выглядели богаче.

В одной из таких дач мальчик высыпал старику в торбу обгрызенные корки хлеба.

— Что ты делаешь? — возмутилась Динка. — Разве можно давать кому-нибудь недоеденные корки?

— А почему же нельзя? — удивился мальчик.

— Да потому… — Динка наморщила лоб и наизусть повторила мамины слова: Потому, что это унижает человеческое достоинство!

— Подумаешь, человеческое достоинство! Где это ты набралась таких слов? — спросил другой мальчик, постарше, лениво поднимаясь из гамака с книгой в руке.

Динка молча дернула плечом и отвернулась.

— Тебя спрашивают, откуда ты набралась таких слов? Эй, ты! — насмешливо крикнул мальчик и стукнул Динку по голове книгой.

— Дурак! — вспыхнула Динка, придвигаясь ближе к шарманщику, который, глядя куда-то в сторону, играл плясовую.

— Ого! Да ты еще ругаешься!.. Григорий! — крикнул мальчишка подошедшему дворнику. — Гони эту рвань к черту!

— Ступайте отсюдова! — замахнувшись метлой, закричал дворник.

Девочка шарахнулась в сторону; мальчик шикнул и — засмеялся.

— Ступай, старик, ступай! — кричал дворник. Шарманщик суетливо взваливал на плечи шарманку. Динка выхватила у него торбу и, вытащив из нее горсть сухих корок, швырнула их в лицо обидчику:

— На! Подавись!

— Григорий! — загораживаясь от нее рукой, закричал мальчишка.

Но Динка, прыгая через клумбы, уже достигла калитки… Гнев дворника обрушился на шарманщика.

— Иди, иди! — гнал он старика, замахиваясь на него метлой. — Шляетесь здесь, грубияны нахальные!

— Дурак! Дурак! Вы все дураки! — кричала, повиснув на заборе, Динка.

— Я те покажу дураков! Чтоб духу вашего здесь больше не было! — ругался дворник, выталкивая шарманщика и запирая за ним калитку.

— Господи милостивый… — простонал старик, выйдя на дорогу. — Что ж это ты начудила там? Ну, стукнул барчук маленько… И стерпела бы… Ведь не ровня тебе… Вишь, как осердились и ни гроша не подали.

— Корки тебе подали! — огрызнулась Динка. Старик пощупал рукой торбу и покачал головой:

— Ишь ты, какая озорница! Взяла да швырнула! Еще ладно, что только вытолкали, а то бы придрались, не дай бог!

Он с опаской оглянулся на богатую дачу и, отойдя еще немного, остановился:

— Не под силу мне идти. Руки, ноги дрожат… Динка испугалась.

— Сядь, дедушка, сядь! — помогая старику снять с себя шарманку, с раскаянием бормотала она. — Сядь здесь, на траву! Отдохни!

Старик сел и, вынув из торбы сухие корки, разложил их на траве:

— На вот, пожуй маленько.

— Не буду, — решительно сказала Динка и, сглотнув слюну, отвернулась.

Старик потрогал корки и, выбрав одну, с сожалением сказал:

— Размочить бы в водичке… Так ведь у иных и воды не выпросишь.

Он снова потрогал сухие корки и, горестно покачав головой, сложил их обратно в торбу:

— Посидим, коль так.

«Старенький… Корочку хотел съесть… размочить в водичке», — жалостно подумала Динка, и ей захотелось громко заплакать.

Но старик закрыл глаза и, прислонившись спиной к шарманке, задремал. Седые, пожелтевшие от времени космы УПАЛИ ему на лицо, дыхание с хрипом вырывалось из груди… Динка тоже закрыла глаза и, свернувшись клубочком, зарылась лицом в прохладную траву. Ноги у нее ныли, сбитые подошвы потрескались, горло пересохло от жажды, нестерпимо хотелось есть. Но усталость взяла свое, и Динка заснула.

Через час шарманщик и девочка снова шли по дороге.

Глава двадцатая

ДИНКИНА ПЕСЕНКА

Солнце уже садится за деревья. Голодная, усталая Динка еле тащится.

— Я не могу больше ходить, дедушка. У меня ноги отрываются… и голос весь вышел… — жалуется она.

— Вот еще в эту дачу зайдем, а тогда и домой… Тут четыре семейства снимают, очень люди хорошие. И попить дадут, и деньгами не обидят, — говорит старик, осторожно открывая чугунную калитку и направляясь к дому.

Динка медленно плетется за ним. От мелкого гравия на дорожках босые ноги ее горят и чешутся, на пятки больно наступать.

— Дедушка пришел! Дедушка пришел! — выбегая навстречу шарманщику, кричат дети.

Детой так много, что у Динки пестрит в глазах от их платьиц, рубашонок и вязанных, как чулок, с яркими полосками и с кисточками на концах, цветных фесок.

— А чья это девочка? Как ее зовут? — спрашивают они, перебивая друг дружку. — Она будет вертеть ручку шарманки? А нам ты дашь повертеть, дедушка?

— Моя, моя девочка. Она вам песенки споет. И ручку повертите, как же без этого? — еле успевает отвечать старик и, вытирая мокрый лоб, просит: — Вот только бы нам водички испить!

— Водички? Сейчас! Вам кипяченую? — бросаясь наперегонки к дому, кричат дети.