«Дипломат поневоле». Воспоминания и наблюдения

Мол, тогда-то раньше всех я сообщил своему правительству такую-то новость, так-то опередил такое-то событие. Эти дипломаты постоянно восхваляют себя, и самое скверное, что для доказательства своих утверждений они предстают перед вами с целой кучей нот, донесений, шифровок и подшивок телеграмм. Слушаете вы их или не слушаете, они рассказывают без остановки, к тому же таким таинственным голосом, что в голове наступает легкое затмение, а затем вас охватывает полное равнодушие. В ушах звенит от громких наименований и заголовков на последних страницах таких «мемуаров»: «Венский конгресс 1814 года», «Берлинский трактат 1878 года», «Условия перемирия 1918 года между союзными государствами и центральноевропейскими монархиями»! Читая это, невольно черствеешь, как и сами авторы подобных писаний.

Если мне удалось избежать этого, виноват ли я перед своими читателями? Может быть, я ошибался? Проходя через многие обманы, мошенничества, распри и неурядицы мира, я, по выражению Фигаро, «смеялся, чтобы не плакать». Разве этом моя вина? Разве я, озаглавив свои воспоминания «Дипломат поневоле», не поднимаю сам себя на смех, не смеюсь сам над собой?

Я считаю своим долгом разъяснить им следующее: «поневоле» означает просто «без охоты». Естественно, человек, поступивший на какую-нибудь работу без энтузиазма, может затем привыкнуть к ней. Причины моей дипломатической деятельности, начавшейся против моей воли, я стремился объяснить в начале своих воспоминаний. Они явились результатом странных, специфических обстоятельств, утвердившихся в классической и бюрократической дипломатии. С начала моей двадцатилетней карьеры я все время старался увидеть мир как бы с другой его стороны, вне этих условий. Иначе я не мог поступить. Мой ум и мировоззрение сложились в совершенно других условиях – тысяча благодарностей за это аллаху – и после того, как мне исполнилось 45 лет, порочный дипломатический мир уже не был в состоянии изменить правильный ход моего мышления и восприятия событий! Иначе я представлял бы собой такого же отставного дипломата, облик которого кажется мне таким неприглядным. Ведь мне пришлось пережить на себе все беды мировой войны, ставшие душераздирающей трагедией XX века. Я отяготил бы читателя целой кучей исторических данных и договоров, томами официальных документов, то есть предстал бы в виде некоего шкафа, набитого старыми документами, и мировые события в этом шкафу превратились бы в скопище покрытых пылью бумаг.

Те события, влияние которых я чувствовал всем своим существом, страдания и волнения, которые они мне причинили, я и в настоящее время сохраняю в памяти совершенно свежими, не теряя своего человеколюбия. Я написал эти воспоминания, испытывая потребность разделить хотя бы частично свои страдания и тревоги с моими читателями.

Одно время большинство передовых и свободных наций, ответственных за порядок в мире, потеряло свою внутреннюю сплоченность, превратившись в неорганизованную массу…

Мысли, цели, взгляды Европы сейчас очень сильно запутаны. В таких цивилизованных центрах, как Франция и Италия, самые передовые писатели и мыслители и тысячи образованных молодых людей повернули головы и прислушиваются к отдаленному шуму надвигающейся грозы. Они обеспокоены тем, что испытывают своего рода душевное одиночество. Они чувствуют потребность связать себя с какой-нибудь доктриной или верой. Например, самые крупные ученые, поэты, философы, художники Франции, такие как Жолио-Кюри, Арагон, Ж.П. Сартр и Пикассо, после долгих исканий примкнули, наконец, к опасным, крайне левым движениям. Левые организации, представляющие эти движения под различными названиями, дают им тепло и обеспечивают спокойствие. Даже в англосаксонском мире, в условиях предельной свободы личности, невозможно не увидеть, как многие интеллигенты стремятся таким образом упорядочить свои чувства и мысли. Каждому должно быть известно, почему величайший киноартист нашего века и гений комедии Чарли Чаплин покинул страну, которой он обязан своей славой и своим состоянием…

Это духовное разложение связывает руки всем ответственным деятелям. Мы все знаем, как обанкротился под давлением общественного мнения Маккарти, пытаясь узаконить в Америке полицейские меры. Я близко знал стольких интеллигентов-профессоров, государственных деятелей и дипломатов, симпатизирующих коммунизму! Многие из них подверглись чистке сенатской комиссии под председательством Маккарти, этого «охотника за ведьмами». Правда, постепенно они вновь были реабилитированы и скоро снова займут свои места в государственном аппарате.

Слабость «самообороны», слишком заметная в обществах классической демократии, не может быть отнесена, как это многие думают, ни к крайностям принципа терпимости, ни к недостаткам либеральной системы управления. По-моему, главный недостаток обществ такого рода в сегодняшних условиях заключается в общем бесплодии мира, не несущего новых идеалов. Америка уже забыла «новый курс» Рузвельта и скатилась к прошлому.