Читаем «Дипломат поневоле». Воспоминания и наблюдения полностью

Признаюсь, что я со значительным запозданием понял и полюбил Берн, «федеральный» город швейцарцев. В этом отношении я походил на всех иностранцев и многих швейцарцев из других кантонов.

Обычно Берн не привлекает туристов. Житель Цюриха, Люцерна или Женевы, вынужденный туда приехать, чувствует себя в столице страны, как на чужбине. Он стремится быстрее уладить свои дела, а то и бросив их наполовину, вернуться в свой кантон. «Единственное приятное время в Берне – это вечерние часы, когда отправляются поезда». Эти часы каждый определял с точностью до минуты в соответствии с расписанием поездов, отходящих в Цюрих, Люцерн и Женеву.

Видя такую неприязнь цвейцарцев из других кантонов к Берну, нельзя не вспомнить, как некогда – а может быть и сейчас – мы чуждались нашей Анкары и бежали на стамбульский поезд, отходивший по вечерам. В годы национально-освободительной борьбы многие люди испытывали самое большое недовольство нашей сегодняшней благоустроенной и современной столицей, и тоска по Стамбулу начинала жечь наши сердца с той минуты, когда мы делали первые шаги по Анкаре. Семьдесят процентов членов Великого национального собрания отрицательно восприняли закон о переводе столицы в Анкару. Затем долгие годы не прекращалось повальное бегство депутатов во время отпуска из столицы.

Когда Яхья Кемаль впервые приехал депутатом в Анкару, он, сидя возле окна постоялого двора, удрученно наблюдал полет аистов и говорил: «Ах, счастливые птицы, мы сюда прибыли по воле народа, а вы что дурите? Слетаетесь в пустыню, когда на свете столько прекрасных мест». Может быть, в те времена депутаты, убегавшие из Анкары, были правы и слова Яхья Кемаля справедливы.

В нашей старой Анкаре не было ни знаков уличного движения, ни остановок, ни улиц, ни воды, ни света. Летом пыль, а зимой непролазная грязь. Поселок ли это, село или город – он представлял собой не что иное, как груду кирпичей пепельного цвета посредине степи.

Но о чем я говорю? Почему, ведя разговор о Берне, я вспомнил да еще сравниваю его со старой Анкарой? Мы в те времена и во сне даже не могли увидеть таких городов, как Берн. Однако оставим сейчас в стороне наши представления о вкусах. Вскоре я понял, что Берн является интереснейшим городом для иностранцев и иногородних. Вас интересуют исторические памятники? Архитектурные и природные красоты? Удобства и покой? Все это вы найдете в зеленом оазисе, окруженном прозрачной рекой Ааре, словно серебряным поясом.

Правда, в Берне нет больших площадей с бронзовыми изваяниями и мраморными памятниками. (Кстати, нет их и в других городах Швейцарии.) Здесь театры, казино и бары можно пересчитать по пальцам. Он не блещет ни музыкальными, ни театральными постановками. Общественный порядок, так же как в Женеве и Лозанне, не благоприятствует ночным развлечениям. Но особенно у старой части Берна есть своеобразное очарование, заставляющее вас забыть многие удовольствия и наслаждения сегодняшней Европы. Стоит вам, например, медленно пройти от площади «Берлога медведей» через средневековый мост Нидекбрюкке и свернуть по одной из узеньких улиц в квартал Крамгассе или на рю де Шевалье, как перед вами предстанет живая история городов нового мира – от Женевы до Парижа, от Парижа до Лондона, со всеми архитектурными красотами этих городов. Улицы кружат между домами с выступами, напоминающими голубятник, узкими рамами и колотушкой на дверях вместо звонка. Этим домам самое меньшее двести-триста лет, однако они выглядят еще новыми и, петляя, ведут то к большому особняку такого же возраста, то к еще более древнему помещению муниципалитета. Перед ним крошечная площадь. Посредине или с краю журчащий фонтан с колодой для водопоя. Кто знает, сколько времени бьет оттуда ключевая вода? Перед вашими глазами сразу оживает картина: рыцарь в шлеме, возвращаясь из длительного похода, прежде чем зайти в свой дом в квартале Крамгассе, останавливается здесь, чтобы напоить коня… Усталый, он садится на камень возле колоды отдохнуть. Если он не очень соскучился по своим домочадцам, то привязывает коня к кольцу возле камня и отправляется в один из погребков, где с удовольствием потягивает вино из наполненной до краев большой деревянной кружки. Чтобы еще ярче оживить в памяти этого средневекового рыцаря со всеми подробностями его облачения, достаточно пройти несколько шагов в сторону на улицу Рыцарей. Выстроенные здесь в ряд с одного конца улицы до другого статуи из позолоченного дерева достаточно выразительны, чтобы дать нам полное представление о старинных рыцарях. Кажется, что они медленно шагают и смотрят на циферблат башенных часов на углу…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное