«Дипломат поневоле». Воспоминания и наблюдения

После моих слов, в которых приблизительно так была выражена жестокая правда, мадам фон Папен охватило глубокое раздумье. Я полагаю, что она не очень обиделась на меня, так как я знал, что она была большим противником нацизма, чем ее супруг. Если бы она обиделась, разве она не покинула бы меня тут же? Между тем мадам фон Папен, вопреки традициям всякого рода дипломатических раутов, даже продолжила наш разговор. Видно было, что многие мои высказывания она находила справедливыми. Возможно, мадам фон Папен поступила так из вежливости – она была дамой в высшей степени воспитанной и благородной. Происходя из аристократической семьи гугенотов, она, казалось, вобрала в себя все тонкости французского воспитания, что в настоящее время встречается очень редко. Когда она отошла от меня, я задал себе вопрос: «Как случилось, что эта женщина, обладавшая такими высокими душевными качествами, могла годами близко наблюдать и терпеть всю запутанную игру такого политического шарлатана, как фон Папен?»

Размышляя об этом, я вдруг увидел сквозь толпу мадам фон Папен, которая сидела в кресле в углу, а супруг ее склонился к ней, и они о чем-то шептались. Не вызывает сомнений, что темой «приятной беседы» между супругами были мои слова. Наконец, вскоре фон Папен отошел от жены, прошелся по залу и, улучив момент, подошел ко мне.

Сказав несколько слов о том, о сем, он перевел разговор на мой роман «Чужак». Этот роман был в те времена переведен на немецкий язык, выпущен одним издательством в Германии и, не знаю почему, привлек внимание и вызвал интерес литературных критиков этой страны. Может быть, по этой причине, а может, и нет, то же издательство просило разрешения на издание другого моего романа – «Содом и Гоморра», переведенного без моего ведома. Я не соглашался на перевод, ибо книга «Содом и Гоморра» была резким и суровым изображением жизни Стамбула во время английской и французской оккупации. Я разнес в нем в пух и прах наших тогдашних врагов – англичан. Между тем мы сейчас нашли общий язык с бывшими врагами и даже стали закадычными друзьями. Наконец, по мнению моему и мне подобных, Англия в настоящее время была последней крепостью цивилизации, и мое сердце не могло согласиться с изданием книги, особенно на немецком языке, где смешивались с грязью отцы и старшие братья ее нынешних героических защитников.

Я полагаю, что фон Папен, начав разговор с «Чужака», хотел затронуть и вопрос об издании второй книги, но, что-то почувствовав в моем настроении, снова перевел разговор на отвлеченные темы. Кстати, этот хитрый дипломат никогда не ставил прямо вопросы, которые непосредственно его интересовали. Своей цели он добивался окольными путями. После вторжения немецкой армии в Грецию он пришел к нам с посланием Гитлера в руках, а ушел, добившись согласия на заключение пакта о ненападении между Турцией и Германией. Этим я не хочу сказать, что фон Папен заманил нас в ловушку. Пусть история рассудит этот наш шаг. Моя цель подчеркнуть, что автором этого документа является непосредственно фон Папен. Не сомневаюсь, что идею направить дружественное послание главе турецкого государства Гитлер заимствовал у него.

В те времена все нацистские главари метали против нас громы и молнии. Общественное мнение Германии было против нас, и это не могло позволить фюреру самому прийти к мысли, что надо обласкать турок. Хотя мы знали, что в душе он нас уважает и особенно восхищается Ататюрком, но после заключения нами пакта о взаимопомощи с англичанами и французами эти его чувства должны были напоминать «разочарование от любви».

Об этом свидетельствовали бурная деятельность Вильгельмштрассе и организация пятой колонны в Турции.

Да, фон Папен знал, как пресечь эти действия, а затем и расположить к нам самого Гитлера. Проводить в накаленной атмосфере того периода политику смягчения было для обыкновенного дипломата не под силу. Однако фон Папен был обстрелянным солдатом и на протяжении всей своей жизни участвовал в целом ряде нечистоплотных и темных дел. Сейчас он играл роль незапятнанного, белоснежного голубя мира между Германией и Турцией. Когда дружеские отношения между красной Россией и нацистской Германией вдруг переросли в смертельную схватку, было организовано покушение на жизнь этого «голубя». Но у фон Папена была счастливая судьба! Покушение закончилось гибелью террориста, бросившего бомбу, и дало возможность начать громкий уголовный процесс, который мог бы испортить наши отношения с Россией. Все помнят, каким полем битвы между самыми яростными марксистскими диалектиками и юридической логикой турецких судей служил анкарский уголовный суд[79]. А фон Папен отделался легким испугом и вышел из этой истории героем дня. Как в официальных и дипломатических кругах, так и в народе его имя стало вызывать огромный интерес, авторитет его неизмеримо вырос, и личность стала даже легендарной. Многие стали воображать, будто победы вермахта на русском фронте одерживались под его командованием.