Дирижер. Перстень чародея (СИ)

Собравшись с последними силами, которых осталось-то с игольное ушко, я подтянул к себе дрожащие от слабости руки, еле приподнялся на них. Тело тяжелое, грудь колыхалась от тянущей боли. Слух и зрение подводили. Ну давай, Костя, соберись, ты сможешь! Я согнул налившиеся свинцовой тяжестью ноги, встал на колени и чуть не ударился носом о землю – неудачно переместил центр тяжести в пространстве: тело отказывалось слушаться. По разбитому затылку потекло что-то теплое – моя кровь. Кажется, прошло минут пять, а на самом деле лишь секунды. За это время я мог бы пятьдесят раз стать убитым и столько же воскресшим. Теперь надо встать. Давай, Костя, давай! Подними свой музыкальный зад и развернись лицом к врагу, борись до конца достойно!

Подстегиваемый мыслями о семье, что ждет меня в далекой во всех пространственных отношениях Москве, едва сохраняя равновесие, я поднялся, неготовый ощутить на себе смертельный удар вражеской магии, но каждый миг думающий о нем. Медленно повернувшись, едва стоя на ногах, я исподлобья смотрел на Морсуса. Тот, пришедший в себя раньше, всё еще был в моем обличии и казался гораздо уверенней и стойче. Он неторопливо, размеренной походкой с наигранным спокойствием двигался на меня, сокращая между нами расстояние. Смотрел со взором триумфатора, с ехидной ухмылкой и ничего не предпринимал, будто дожидался, когда я развернусь к нему и бой можно продолжить. Благородный какой дуэлянт восемнадцатого века, тоже мне. Я бы на его месте не церемонился.

Видимо, решив, что я достаточно твердо стою на земле, Морсус, не сбавляя и не ускоряя шаг, вытянул в мою сторону руку с перстнем.

- Я хотел бы поговорить с тобой, Константин. Но не думаю, что тебе будет интересно обсуждать свою собственную гибель, – усмехнулся, оскалившись, Морсус. Я четко слышал его слова даже на разделявшем нас расстоянии, словно чародей находился вблизи. Магия этого места, конечно, поражает своими фокусами.

По телу мага пошла рябь. На моих глазах через несколько мгновений моя внешность изменилась на реальную внешность врага. Если на моей маске-внешности у Морсуса не было ни ранки, то теперь, на уже перевоплотившемся в себя, одежды тоже оказались загрязнены, но лицо без единого пореза. Лишь по одной ладони стекает кровь.

Я смотрел на его сомкнутые в кулаке пальцы, на его перстень, с которого так и не сходило заготовленное заклятие. Я замер на месте, никуда не убегая, ничего не предпринимая. У меня иссякли чувства. У меня исчезло сознание. Я стал ничем. Мне ничего не хотелось.

Роковая искра всё не появлялась. Маг улыбался плотно сжатыми губами. Я посмотрел на свою саднившую ладонь. Она была рассечена и измазана в крови. Наверное, оцарапал при последнем падении. Даже не заметил, не почувствовал.

- Костя. Вспомни слова Элта. В них может быть ключ. Чтобы спасти себя, избавиться от опасности, ты должен воссоединиться с врагом и найти его слабое место – смысл, видимо, в этом. Только, умоляю, торопись. Ты можешь никогда не выбраться.

Голос Улло дрожал. Он хотел верить, что инициированный, там, в Сознании, слышит его. Милиан осознавал поистине страшный исход, всю трагедию, в которой оказался его ученик. Тот явно предугадал какие-то последствия, но тогда, считанные минуты назад, не до конца понимал весь ужас, что его ждет. Враг знает о правиле Сознания, он сам создавал его. А Элт чувствовал. Морсус хочет убить Константина, чтобы завладеть его телом, и не дает ему убить себя, чтобы не быть стертым. И только жалкие минуты, сущее ничто по сравнению с вечностью, отведены на решение задачи: кому жить, а кому умереть. Когда минуты истекут, обоих уже не вернешь: инициированный, его разум и чувства, исчезн е т, а Морсус останется заперт в его теле, если не сгорит, не принятый телом донора.