Дирижер в суфлерской будке

Борясь с необъяснимым беспокойством, я даже попробовал не двигаться некоторое время. Рассчитывал, что взбудораженные нервы купятся на эту уловку и оставят в покое. В конце концов, никаких доказательств существования растормошившего меня звука нет. А если даже и найдутся, что тут, в нашей глуши, может вообще произойти? Ну подумаешь, совы в потемках не поделили зазевавшуюся крыску. Мне-то что, приятного аппетита, я на дармовое мясо и мех не претендую.

Однако хитрость мою распознали. И деликатно постучавшаяся в висок мысль напомнила, что на всякий случай обстановку в доме следовало бы проверить. Ведь у меня сегодня ночует гостья, не привыкшая к антуражу. И впотьмах она, болезная, могла споткнуться, упасть, расшибить себе что-нибудь. Взвизгнула небось, ударив коленку, и теперь, обидевшись на всех, сидит на полу в темноте. Тихонько скулит и дуется на этот несправедливый мир. А гордости-то хватит не пойти ко мне пожаловаться! Вдобавок оставил я Муру накануне в не слишком здравомыслящем состоянии. Так что мало ли.

Поэтому я поднялся с кровати, набросил трико и футболку – не в трусах же, гость все-таки в доме! – и, открыв дверь, перешагнул порог.

Перешагнуть-то перешагнул. Вот только не сразу и не весь. Одна нога нерешительно зависла в воздухе, ожидая дальнейших указаний. Да и все остальное тело задумалось – подаваться ли ему вперед или на всякий случай предусмотрительно вернуться обратно.

Впрочем, оторопь мою легко было объяснить. Поскольку я в один момент понял, что сильно заблуждаюсь по поводу происходящего вокруг.

Никакой речи о темноте в доме не шло. В зале, соединенном с моей комнатой прямым коридором, тускло горел свет, приправленный к тому же нервными разноцветными сполохами. Мерцание исходило, скорее всего, от телевизора. В подтверждение я разобрал приглушенное мурлыканье какой-то музыкальной программы. Должно быть, Маша, задремав, оставила ящик включенным. Так не беда, он у меня взрослый, самостоятельный. Через некоторое время погаснет, если не трогать. Я сам сто раз бросал его и безответственно засыпал перед экраном. И ничего: поутру на меня всегда смотрел со стены черный супрематический прямоугольник.

Но не Мурины халатность с расточительностью заставили меня замереть на полпути. Вздрогнул и насторожился я по другой причине: из моего наблюдательного пункта было прекрасно видно, что входная дверь приоткрыта. Мало того, бросив взгляд в окно, я без труда установил, что то же самое касалось и калитки во дворе.

Несмотря на тревожность положения, паниковать я, к счастью, передумал. Это всегда успеется. Ведь могло же быть такому конфузу какое-либо разумное объяснение. Например, Маша – клаустрофоб и находиться в четырех стенах долго не может. Поэтому отперла замки, чтоб послушать убаюкивающее пиликанье местных сверчков.

Ну или, всерьез разозлившись на меня, она решила прогуляться к магазину сама. Кто ж знает, насколько велико было ее желание продолжения банкета. А может быть, попросту вызвала по телефону доставку. И сейчас расплачивается с курьером во дворе. А звук, который меня разбудил, – всего лишь сигнал клаксона приехавшего автомобильчика.

Однако попытка сочинить причину увиденного с треском провалилась. «Угу, все так и было! – издевательски хохотнул чертик из печенок. – Ночью, в незнакомом городе, даже за городом! Не зная точного адреса!»

Прочесав память, я убедился – моей вины в незапертых дверях не было. Ведь перед уходом проверил все дважды, беспокоясь за Мурмашу. Бросить ее, так сказать, в открытом доступе просто не мог.

«Конечно! – снова поддел меня вредный внутренний суфлер. – Беспокоился бы на самом деле, остался бы с ней вообще!» И оспорить его обвинения я не сумел, поскольку чувствовал – прав, подлец, во всем же прав!

А что, если моя внезапная гостья попросту обвела меня вокруг пальчика? Разыграла короткую пьеску для одного актера – актрисы, конечно же – и усыпила доверчивого простофилю. Для этого подсыпала что-нибудь дурманящее в вино. А сама собрала какие-никакие ценные вещи и удрала! В этот вариант отлично вписывалось ее стремление изучить город и обратную дорогу. Плюс настойчивое увиливание от расспросов о цели приезда. Не могла же она выдать что-нибудь вроде: «Солнышко, я тебя обнести планирую». Вот и набрала в рот воды. Ну или что там она пила весь вечер.

Но и аргументы против имелись. Зачем вообще подобные сложности? Стоило ли оно того – лететь в такую даль, чтоб негарантированно получить прибыль? И какую, собственно, прибыль?! Впечатление подпольного богатея я точно не производил, чтоб Маше так рисковать!

Я тихонько, стараясь не скрипеть половицами, сделал первый шаг по коридору в направлении зала. Можно было, конечно, сразу же позвать Мурмашу и тем самым разрушить – или подтвердить – все сомнения. Но вдруг она попросту спит, убаюканная телевизором? Возможно, уже пожалела о высказанной мне просьбе. И вот сейчас, раскаявшись, будет извиняться. А я опять все усложняю и вижу по привычке в коричнево-серых тонах.