"Диссертация" лейтенанта Шпилевого

Машина вползла в очередной подъем, и мы увидели село Слободское, раскинувшееся на берегу горной речушки и представлявшее собой белоснежные хатки, беспорядочно разбросанные среди буйства зелени.

— Красота-то какая! — восхитился шофер.

Машина скатилась вниз, и мы въехали на сельскую улицу. Дело шло к полудню. Стояла тишина, лишь за заборами кое-где вяло кудахтали куры. Выскочившая из подворотни собака, бросилась, было, за нами, но тут же скрылась в пыли, стелящейся за машиной, словно дымовая завеса.

Остановившись у сельсовета, я вылез из машины и вошел в чистый, только что покрашенный коридор. Он был пуст, лишь где-то приглушенно стрекотала печатная машинка.

Я отыскал взглядом дверь с табличкой «Председатель сельсовета» и постучал.

— Входите, — прогудел мужской бас.

В кабинете сидели двое: высокий мужчина за столом, и другой, пониже ростом, в очках — напротив него.

— О-о! Флот в гости прибыл! — воскликнул высокий и вышел из-за стола. — Милости прошу к нашему шалашу. Садитесь. — Он пододвинул еще один стул. — Не по вопросу ли шефства? А то дети из нашей школы совсем загоняли, найди им морских шефов и все тут!

— Нет, я по другому делу.

— Это по какому же? — добродушно пробасил высокий, по всей видимости, председатель.

— Меня интересует жительница вашего села гражданка Петрищева.

— Антонина Павловна?!

— Да. Видимо, так ее зовут.

Председатель вздохнул.

— Опоздал ты, друг. Антонина Петрищева умерла два года назад.

Мы помолчали.

— А может, родственники какие остались? — не теряя надежды, спросил я.

— Нет, никого не осталось. А зачем они вам?

Я рассказал о докладе, музее.

— Ну, в этом деле мы вам поможем, — усмехнулся председатель. — Матвея Петрищева в нашем селе каждый знает.

— Выходит, он все-таки совершил подвиг?

— Конечно! Еще в годы войны Антонине прислали извещение: так, мол, и так, ваш сын, пал смертью храбрых….

Я подумал, что прямо сейчас, сию же минуту, узнаю не только о подвиге, но и о детстве Матвея, его жизни. Для меня это было крайне важно.

— Расскажите, пожалуйста, все, что вам известно, — достав блокнот и ручку, обратился я к председателю.

Он посмотрел на меня, потом на мужчину в очках, стоявшего рядом.

— Может, ты, Фрол Иванович, расскажешь? Я-то тогда еще подростком был...

Фрол Иванович поправив очки, откашлялся:

— А чего ж нет? Можно и рассказать.

Усевшись поудобнее он начал:

— Парень он был боевой. Еще в финскую организовал в нашем селе тимуровскую команду. Тем женщинам, у которых мужей на войну забрали, они крепко тогда помогали: то дров нарубят, то воды принесут. Учился Матвей тоже неплохо, учительница его даже в пример другим ставила, а как война началась, попросился он добровольцем на фронт, хотя ему тогда и восемнадцати не было. Направили его прямиком в Волногорск, и не знаю уж как, только скоро уже все знали, что Матвея Петрищева в армию забрали. А потом пришла похоронка...

Фрол Иванович кашлянул и посмотрел на меня поверх очков.

— Ну, а подвиг? — спросил я.

— О подвиге доподлинно ничего неизвестно. Знаем только, что Матвей погиб на боевом посту. Позже, правда, приезжал к Антонине кто-то и говорил, что парень, мол, взорвал некий склад вместе с фашистами.

Я поставил точку в блокноте и подумал, что хотя все эти данные сходятся с данными, собранными в музее, но полной ясности они не вносят. «Кто-то», «некий»...

Заметив на моем лице недовольство, председатель предложил:

— А давайте сходим в дом Петрищевых. Там теперь Нюра Пасивина с детьми живет. Может, какие-нибудь документы или фотографии от Антонины остались.

— Как же ее найти?

— А чего ее искать? — усмехнулся председатель. — Я сам тебя к ней сведу.

Он уже зачислил меня в шефы. Видно было, что хватка у него железная.

По дороге председатель знакомил меня с селом.

— Смотри, какую мы школу отгрохали? У вас такой нет!

Я похвалил школу. Пошли дальше.

— А здесь, на реке хотим построить электростанцию. Вы бы помогли нам электриками. На флоте электрики хорошие.

Я обещал переговорить с начальством, а председатель уже показывал мне новый клуб, питомник, сады. У меня возникло подозрение, что к Пасивиной он нарочно вел меня кружным путем, чтоб побольше показать местных достижений. Разумеется, мне хотелось скорее узнать что-нибудь о Петрищеве, но председатель с таким пылом рассказывал о своих делах, что я, увлекшись его красноречием, охотно осматривал все достопримечательности Слободского.

Мы подошли к белому домику за невысоким плетнем. Еще на улице нас увидел чумазый мальчишка с вылинявшими на солнце растрепанными волосами. Сверкая пятками, он бросился в глубину двора, откуда донесся его голос:

— Мама, дядя Игнат пришел.

— Дядя Игнат — это я, — пояснил председатель.

Навстречу вышла женщина с милым добрым лицом, на котором очень симпатично лучились едва заметные морщинки.

— Добрых гостей — просим в дом, — сказала женщина.

— Погоди, Нюра. Вот привел я к тебе флотского офицера…

— А какие у меня могут быть с ним дела? — засмущалась женщина.

— Разные. Например, не находила ли ты после смерти Антонины, когда въехала в дом, какие-нибудь документы о Матвее или фотографии?