Диссидент-2: Слово и дело

Заявку мы оформили на украинский перевод, а песня Снежиной стала народной, иначе было бы очень много проблем, слабо связанных с собственно творчеством. Полковник Чепак, когда увидел текст этой заявки, только хмыкнул, но подписал без каких-либо комментариев, за что я ему был благодарен. Впрочем, думаю, он так же молча подмахнул бы и русский текст, с него станется. Всё равно бить, похоже, стали бы меня, как назначенного на это направление целым распоряжением по управлению.

Несмотря на то, что в разговоре с Савой я взял ответственность на себя, никакого окончательного решения у меня не было. Я и на сцену выходил, погруженный в мучительные раздумья о том, какие последствия могут иметь самые простые наши поступки, и о том, как они аукнутся, например, карьере того же Макухина-младшего, которому до капитана осталось ровно два года беспорочной службы.

Но когда я прямо перед собой увидел одинаковые, стриженные под полубокс, головы, зеленое поле кителей, сквозь которое пробивались красная обивка кресел и золотое шитье погон, я понял, что если запою «Знов тебе від мене», то навсегда лишусь собственного уважения. Целый батальон голов, кителей и погон внушал не страх перед возможным наказанием, а решимость противостоять этим кабинетным бойцам, которые собрались тут для продвижения тех идей, которые я не мог разделить.

К тому же я всегда мог сослаться на то, что я за десять лет превратился в настоящего москаля.

– Три, четыре!

Мы с Савой ударили по струнам, и я заорал на чистом русском:

– Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит! Не оставив мне даже тени взамен! И он не спросит!...

Краем глаза я видел, как из-за кулис появился наш «шпион» – старший лейтенант Макухин. Вроде он всё делал правильно, хотя я был уверен, что ему сейчас много тяжелее, чем мне или Саве – он никогда не выступал перед публикой, а режиссер Чернышев и даже члены комиссии, ставшие первыми нашими зрителями, не шли ни в какое сравнение с заполненным залом одного из главных киевских театров.

– Позови меня с собой! – внезапно ко мне присоединился Сава, и я почувствовал, что мы на правильном пути. – Я приду сквозь злые ночи! Я отправлюсь за тобой! Что бы путь мне не пророчил!

Наша «группа захвата» тоже отработала – уж не знаю, на какую оценку, но на суету они создали заметную, хотя я и подумал, что пять человек маловато для такого пространства. Сцена в сумском театре была чуть покомпактнее.

– Кожний раз, як падає ночі пітьма! На місто сонне!..

Я вознес молитву всем богам, которых знал, что после окончания припева Сава замолчал и не поломал мне задумку. Этот ход я придумал уже у микрофона, и он показался мне очень красивым – так нас не смогут обвинить в пренебрежении местными традициями, поскольку мы всё-таки что-то на украинском языке спели, пусть и не всю песню. Правда, моя «труппа», кажется, от неожиданности чуть сбилась с ритма, но это уже было не слишком критично. К тому же они вскоре собрались и смогли найти «шпиона».

А Сава снова уловил мою идею, и припев на украинском мы опять пели вместе:

– Ти поклич мене з собою! Я прийду крізь темні ночі!

Я постоянно ошибался – например, «поклич» я пропел как «поклiч», но благодаря тому, что я не пел, а натуральным образом орал, эти ошибки проходили незамеченными. Во всяком случае, я очень надеялся, что среди киевских генералов от КГБ не найдется ни одного с музыкальным дарованием.

– Позови меня с собой! Я приду сквозь злые ночи!..

Сава снова мудро замолчал, и я смог повторить припев уже на русском без всяких накладок. При этом я воспользовался шириной сцены, чуть развернулся у микрофона и успел заметить, что мои ребята всё делают очень четко – они грамотно взяли «шпиона» в коробочку и к концу припева оказались именно там, где и должны были.

В этот момент меня снова удивил Сава – мы этого не репетировали, но он продолжил играть, когда я прекратил из-за необходимых поклонов. Ну а потом, когда мы уходили за кулисы – «правое плечо вперед, в колонну по одному», – я поддержал его, хотя наши гитары не могли наполнить весь зал без специальных приспособлений. Но мы старались.

***

Полковник Чепак нашел наш коллектив в курилке – парни решили присоединиться к гитаристам, как они нас называли между собой; младший Макухин так и сидел в своем сценическом костюме, только маску стянул и крутил её в руках. Мы не разговаривали. Про необходимость на смотре украинского языка был в курсе только Сава, и я чувствовал некоторую неловкость перед «танцорами», которых фактически использовал втемную.

Чепак подошел, сел на освобожденный одним из следователей стул и требовательно протянул руку. Первым сообразил Сава, который ловко вытащил из кармана пачку своих «стюардесс» и протянул её полковнику. Тот взял одну сигарету, покрутил в руках пачку и вернул её, не сказав ни слова. А потом исподлобья посмотрел на меня.

– Предупреждал меня Юрка, что ты артист, но я не верил, – наконец сказал он. – Теперь вижу – прав он был. На сто процентов прав!