— Я пойду, — сказала она сдавленным голосом. — Обещаю, я поговорю с врачом в одной из этих клиник. Я…
Дина потрясла головой, из глаз текли слезы, губы дрожали. Она плотнее завернулась в одеяло.
— Только, пожалуйста, больше не кричи на маму! Она не виновата в этом. И ты тоже. Я не хотела стать для вас обузой… Дина повернулась и побежала вверх по ступенькам.
Дуглас застыл посреди гостиной, ему было стыдно, стыдно до тошноты.
Ханна встала и медленно прошла через комнату, не глядя на него. Ему хотелось извиниться перед ней — но за что?! За ненависть к человеку, который изнасиловал его дочь? За то, что он не хотел, чтобы эта беременность разрушила ее жизнь? Конечно, он потерял контроль над эмоциями, прошлое снова показало свое уродливое лицо — но ведь это не только его вина! Может, если бы Ханна как-то подготовила его к этой новости, вместо того, чтобы выложить все напрямую, было бы по-другому… Но теперь он чувствовал себя, как всегда в таких случаях, — козлом отпущения…
Дуглас положил руку Ханне на плечо, когда она проходила рядом.
— Скажи Дине, что я ее люблю!
— Убери руки, — ледяной голос поразил его в самое сердце. Он еще крепче схватил ее. Хотел прижаться к ней, надеялся, что она хотя бы раз поймет, что он чувствует!
— Я люблю ее так же сильно, как и ты.
Подняв голову, Ханна взглянула ему в глаза. Рывком освободила плечо, отвернулась и пошла вверх по лестнице…
На следующее утро Дугласу не надо было рано идти на работу. Даже после долгого горячего душа он все равно чувствовал себя разбитым. Одевшись, сел за накрытый к завтраку стол; Ханна с видом мученицы стояла у плиты и готовила ему яичницу. Вообще-то, Дуглас не ожидал, что она спустится приготовить завтрак. Он даже надеялся, что она не появится. Ему было бы спокойнее, если бы она осталась в постели, накрывшись с головой одеялом, — в таком положении он оставил ее утром, когда отправился в душ. Однако Дугласу пришлось разглядывать ее напряженную спину и отражать электрические разряды, которые витали в воздухе.
— Во сколько ты вчера легла? — спросил он. потягивая кофе и листая журнал «Уолл стрит». Читать новости сегодня ему совсем не хотелось.
— В два.
Она выложила яичницу в тарелку, опустила сковородку в раковину; поставила тарелку перед Дугласом, даже не взглянув на него. Щелкнул тостер — хлеб был готов. Вернувшись к стойке, Ханна намазала тосты маслом, положила их на маленькую тарелку и, ничего не спрашивая, поставила ее на поднос вместе с тремя фарфоровыми вазочками: с клубничным, виноградным и сливовым джемом. Он сам мог выбирать.
Дуглас привычно склонил голову и молча поблагодарил Бога. Все те же слова:
Дуглас мельком взглянул на Ханну.
Ханна уловила его взгляд. Сожаление. Усталость. Она тоже сожалела, но какая от этого польза?
Он посмотрел на пустой стол перед Ханной.
— А ты не будешь есть?
— Нет.
После семейных сражений Ханна никогда не могла есть. Чтобы выбраться из этой бездны депрессии, ей надо было несколько дней. Она никогда не могла понять, с чего эти сражения начинались, — что такого она сказала, что она сделала; и что делать теперь, когда эти демоны опять вырвались на свободу?
Дуглас глубоко вздохнул. Значит, она будет играть по старым правилам? Ну и отлично! Раздраженный, он ел молча, борясь с чувством и Ханна тоже молчала, глотая вместе с кофе чувство обиды; желудок сжимали спазмы. Она знала, что будет дальше: сначала будет еще хуже, прежде чем станет лучше. Хотя, в этот раз, она ни в чем не была уверена…
Первым не выдержал Дуглас. Он быстро воспламенялся и так же быстро остывал; ее же недовольство длилось вечность.
— Как там Дина?
— С ней все будет хорошо…
Ханна произнесла это сквозь зубы.
Все же не усидев на месте, Ханна вскочила, собрала посуду, отправилась к раковине. Ее душил гнев, он поднялся из глубины — обжигающий, темный, несущий разрушение.
— Так она согласна пойти к врачу? Я имею в виду — после того, как ты с ней поговорила?
— Она не хочет, но все же пойдет к врачу. И я никогда не рассказывала ей о том, что произошло со мной, — если ты это имеешь и виду…
— Почему же? Может, сейчас самое время?
Ханну обдало холодом.
— Я не видела в этом необходимости.
Она боялась — боялась того, что подумает о ней Дина, боялась потерять ее уважение и любовь.
— А может, ей будет легче, если она узнает, что ты тоже переживала такие времена. Может, это поможет ей.
— Я не могу!
— У тебя ведь было не больше возможностей для выбора, чем у нее сейчас.
Ханна схватилась за край раковины.
— Ну почему ты видишь это только на следующий день после нашей ссоры?