Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

Я каждый день читаю Штифтера. Что-то есть весьма утешительное в далеком от нас, защищенном мире его персонажей – этот автор настолько старомоден, что создает только симпатичных героев и позволяет мыслям читателя сосредоточиться на действительно важных вопросах. Здесь, в тюремной камере, я и внешне, и внутренне обращаюсь к простейшим аспектам бытия. Рильке, к примеру, оставляет меня равнодушным605.

Для большинства читателей тяжеловаты тысячи страниц, которые не пролистаешь, нет, их надо читать пристально и вдумчиво, так что не знаю, стоит ли рекомендовать его вам, но мне эта книга показалась одной из лучших, какие я знаю. Чистота стиля и обрисовки характера дарят читателю редкостное ощущения счастья606…

До сих пор из исторических романов существенное впечатление на меня произвели только «Дон Кихот» и «Дух бернцев» Готхельфа, теперь же чтение переносит меня в XIX век. За эти месяцы я с радостью открыл для себя Готхельфа, Штифтера, Иммермана, Фонтане и Келлера. Здоровое было время, когда умели писать таким простым и ясным немецким языком. К самым деликатным вопросам эти авторы подходят без сентиментальности, серьезные трактуют без легкомыслия и выражают свои убеждения без пафоса. Язык не упрощен и не усложнен, словом, все мне по вкусу и кажется весьма здоровым. Но нелегкая это была работа выражать свои мысли чистым немецким языком, а потому и возникала потребность в покое607.

У Бонхёффера имелись серьезные культурные запросы. В письме Бетге он сокрушается о том, что поколение его невесты

...

выросло на скверной литературе их времени, а потому молодым людям намного труднее, чем нам, читать более ранние тексты. Чем больше по-настоящему хороших вещей мы прочтем, тем безвкуснее становится лимонад новой литературы, порой до тошноты. Известно ли тебе хотя бы одно произведение за последние пятнадцать лет, которое сумеет надолго остаться насущным? Я такого не знаю. Праздная болтовня или пропаганда, сентиментальные слезы над самими собой, но ни прозрения, ни идей, ни ясности, ни сути, а язык напряженный, вывихнутый. В этом смысле я безусловно laudator temporis acti

[69] 608.

С ноября 1943 года Бонхёффер налаживает контрабандную переписку с Бетге и с этого момента обрушивает целый поток мыслей на друга, чье богословское, музыкальное и литературное образование делало его равным собеседником для Дитриха. «Я не могу прочесть книгу или написать страницу, не обсудив ее с тобой или хотя бы не попытавшись себе представить, что бы ты сказал по этому поводу», – признавался он609.

Потаенные мысли