Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

Студенты ценили открытость Бонхёффера и его безграничное терпение. Гельмут Трауб отмечает, что Бонхёффер «отличался невероятной сдержанностью, он соглашался обсудить любую представленную ему на рассмотрение проблему, не упускал из виду даже самые отдаленные ассоциации»178.

Примерно в 10:30 они перебазировались в пивной погребок по соседству и там в неформальной обстановке продолжали разговор. Угощал неизменно преподаватель. Циммерман вспоминал, как однажды на эту встречу Бонхёффер принес записи «негритянских духовных песнопений», купленные им в Нью-Йорке.

...

Он рассказывал нам о своем цветном друге, с которым он путешествовал по Штатам… рассказывал о набожности негров… Под конец он сказал: «Когда я прощался с моим чернокожим другом, тот сказал мне: «Расскажите о наших страданиях в Германии. Расскажите им, как с нами обращаются и какие мы». Нынче я хотел исполнить свой долг перед ним179.

По-видимому, в эту пору он начал задумываться над призванием Церкви «быть с теми, кто страждет».

Многие ученики той поры надолго вошли в жизнь Бонхёффера. Некоторые участвовали вместе с ним в экуменическом движении, многие впоследствии присоединились к подпольным семинариям в Цингсте и Финкенвальде. Отто Дудзус, Альберт Шёнхер, Винфрид Мехлер, Иоахим Каниц, Юрген Винтерхагер, Вольф-Дитер Циммерман, Герберт Йеле и Инге Кардинг принадлежали к их числу.

Бонхёффер не ограничивался преподаванием, обязанностями университетского лектора. Он хотел «наставлять» своих учеников в жизни истинного христианина, а эта задача охватывала множество аспектов, от анализа текущих исторических событий через призму Библии до чтения Писания глазами не просто студента-богослова, но последователя Иисуса Христа. Подход неслыханный для немецких университетских богословов той эпохи.

У Бонхёффера это получалось благодаря аристократическому воспитанию и культуре, а также благодаря его незаурядному уму: он высказывался в строго академической манере, однако выводы из его высказываний применительно к современным событиям были недвусмысленными. В 1933 году один из студентов заявил: «Ныне распространились ожидания, будто спасение германского народа придет от Гитлера, но с кафедры нам напоминают, что спасение – единственно от Иисуса Христа»180.

Инге Кардинг вспоминала о том, как Бонхёффер однажды заговорил с ней о невозможности приветствовать кого-либо, кроме Бога, возгласом «Хайль!» («Свят!»). Он не избегал политического комментария, и с самого начала ему чужда была довольно распространенная мысль, будто политика не имеет отношения к христианской вере. Согласно воспоминаниям Инге Кардинг, Бонхёффер проявлял такую же последовательность в восприятии Библии как Слова Божьего. В Берлинском университете, где все еще бродил по ночам дух Шлейермахера, где еще не остыло профессорское кресло Гарнака, подобный подход казался соблазном или безумием.

...

[Он говорил]: Читая Библию, нужно думать, что прямо здесь и сейчас с тобой говорит Бог… Он не прятался за абстракции, как греческие и прочие учителя, но с самого начала учил нас читать Библию так, словно она обращена непосредственно к нам, как предназначенное лично каждому слово Бога. Не что-то общее, не что-то применимое где-то когда-то, но непосредственно и лично – к нам. Он с самого начала твердил нам, что отсюда проистекает все остальное181.

Интеллектуальные абстракции Бонхёффера не интересовали. Богословие имело практическую направленность: научить христианской жизни. Кардинг удивилась, когда Бонхёффер задал студентам вопрос, поют ли они рождественские колядки. Ответ оказался неудовлетворительным, и лектор заявил: «Хотите стать священниками, пойте колядки». В его глазах музыка была не факультативным дополнением к обряду, но обязательной его частью, и он тут же решил исправить обнаружившийся изъян. «В первый день Адвента мы встретимся в полдень, – пригласил он Инге, – и будем петь колядки». Инге также припоминает, что он «великолепно играл на флейте» и «чудесно» пел.

Иоахим Каниц запомнил, как Бонхёффер наставлял их: «Каждое слово Священного Писания – личная весть любви Бога к нам». Затем Бонхёффер спросил студентов, «любят ли они Иисуса».