Дюна

— Все произошло во время обряда приношения семени, — продолжала Хара, — когда ты, Преподобная Мать, изменяла Воду Жизни, когда Аля жила внутри тебя еще нерожденная.

Нуждаемся в Харе? недоумевала Джессика.

— Кто еще сможет говорить с людьми и научить их понимать меня? — спросила Аля.

— Ты хочешь, чтобы она что-то сделала?

— Она сама знает, что делать.

— Я расскажу им правду, — сказала Хара. Ее лицо внезапно стало постаревшим и печальным, по оливкового цвета коже пролегли морщины, черты лица заострились, делая ее похожей на ведьму. — Я расскажу им, что Аля только притворяется, будто она маленькая девочка, что на самом деле она никогда не была маленькой девочкой.

Аля затрясла головой. По ее щекам побежали слезы, и Джессика так явственно почувствовала волну горя, исходящую от дочери, словно это было ее собственное чувство.

— Я знаю, что я выродок, — прошептала Аля. Это по-взрослому сделанное обобщение прозвучало из уст ребенка как подтверждение горькой истины.

— Ты не выродок! — крикнула Хара. — Кто посмел сказать, что ты выродок?

И Джессика снова изумилась неистовству, с которым Хара защищала девочку. Она видела, что Аля сделала правильный вывод — они действительно нуждались в Харе. Люди поймут ее — и ее слова, и ее чувства, ибо теперь стало очевидно, что она любит Алю как собственное дитя.

— Кто это говорил? — повторила Хара.

— Никто.

Аля вытерла слезы уголком просторной абы матери. Потом расправила ткань там, где она замялась и намокла.

— Тогда не говори так, — приказала Хара.

— Да, Хара.

— А теперь, — сказала вольнаибка, — расскажи мне, на что это было похоже, чтобы я пересказала остальным. Расскажи мне, что случилось тогда с тобой.

Аля проглотила комок в горле и подняла глаза на мать.

Джессика кивнула.

— Однажды я проснулась, — начала девочка. — Это было очень похоже на пробуждение ото сна, только я не могла вспомнить, чтобы я засыпала. Я находилась в теплом и темном месте. И я испугалась.

Вслушиваясь в шепелявящий голосок дочери, Джессика вспоминала тот день в огромной пещере.

— Я испугалась и попробовала убежать, но бежать было некуда. Потом я увидела искру… но не просто увидела. Искра находилась там, рядом со мной, и я различала все ее чувства. Она утешала меня, баюкала, говорила, что все будет хорошо. Это была моя мать.

Хара потерла глаза и поощрительно улыбнулась. Но глаза вольнаибки горели такой напряженной и дикой страстью, словно они тоже вслушивались в рассказ девочки.

И Джессика подумала: Как же мало мы в действительности знаем о том, что думает это существо; о том, какой у нее опыт, знания, кто ее предки,

— И когда я перестала бояться и успокоилась, — продолжала Аля, — к нам присоединилась еще одна искра… и тут-то все и произошло. Той, другой искрой была старая Преподобная Мать. Она… обменивалась жизнью с моей матерью… обменивалась всем… и я была с ними, видела… видела все, А когда все закончилось, я уже стала ими, и всеми другими, и самой собой… я потом долго-долго отыскивала самое себя. Там было столько других!

— Это было жестоко, — сказала Джессика. — Человеческое сознание не должно пробуждаться таким образом. Чудо, что ты еще сумела выдержать все, что случилось с тобой.

— Мне ничего больше не оставалось. Я не знала, как мне отказаться и куда спрятать мое сознание… как скрыться… от всего, что происходит… от всего…

— Мы не знали, — прошептала Хара. — Когда мы подносили твоей матери Воду Жизни, мы не знали, что ты уже существуешь внутри нее.

— Не горюй, Хара. Я об этом ничуть не жалею. В конце концов, здесь даже есть чему радоваться: я — Преподобная Мать. У племени две Пре…

Аля вдруг умолкла и наклонила голову, прислушиваясь.

Сидевшая на пятках Хара откинулась назад, на подушку, и пристально посмотрела сначала на девочку, а потом на мать.

— Ты что-то слышишь? — спросила Джессика.

— Ш-ш-ш-ш, — ответила Аля.

Из-за портьер, отделявших их от коридоров сича, послышался отдаленный ритмичный напев. Он становился громче, и теперь можно было различить отдельные звуки; «Йа! Йа! Йаум! Йа! Йа! Йаум! Му зайн валлах! Йа! Йа! Йаум! Му зайн валлах!»

Поющие миновали наружные двери, и их голоса гулко зазвучали во внутренних помещениях. Звуки медленно стихли.

Когда они достаточно отдалились, Джессика начала произносить положенные ритуальные слова. В ее голосе зазвучала грусть:

— На Бела Тигойзе был Рамадан и Апрель.

— Моя семья сидела вокруг фонтана у себя во дворике, — подхватила Хара. — От струек воды воздух был напоен влагой. Там росло апельсиновое дерево, полное плодов, круглых и сочных — только протяни руку. Там стояли корзины с миш-мишем, там были баклавы и кувшины с кислым молоком — все это вкусно и хорошо для еды. В наших садах, в наших стадах — всюду был мир, мир по всей земле.

— Жизнь была преисполнена счастьем, пока не пришли захватчики, — продолжила Аля.