Глубоко в подсознании людей укоренилась поистине извращенная потребность в разумно устроенной, логичной и упорядоченной Вселенной. Но дело в том, что реальная Вселенная всегда, пусть на один шаг, опережает логику.
— Можешь говорить со мной прямо, Хават, — прогудел барон. Он откинулся на спинку своего плавающего кресла, но глазки, утопавшие в складках жира, буравили Хавата.
Старый ментат опустил взгляд на стол между собой и бароном Владимиром Харконненом, отметив богатство узора. Даже и это следовало учитывать, общаясь с бароном, — как и красную обивку его личной комнаты для совещаний и висящий в воздухе слабый аромат трав, скрывавший тяжелый мускусный запах.
— Ты же не забавы ради посоветовал мне предупредить Раббана? — сказал барон.
Обветренное лицо Хавата оставалось бесстрастным, не отразив отвращения, которое он испытывал в этот момент.
— Я о многом догадываюсь, милорд, — ответил он.
— Вижу. Н-ну хорошо… тогда скажи мне, каким образом Арракис вписывается в твои догадки относительно Салусы Секундус? Мне недостаточно просто твоего утверждения о том, что Императора раздражает всякая попытка провести какую-то параллель между Арракисом и его — таинственной планетой-тюрьмой. Так вот, я отправил Раббану это предупреждение сразу же только потому, что курьеру надо было отбыть именно на этом хайлайнере. Допустим. Но теперь я должен получить объяснения!
— Ты не выйдешь отсюда, пока я не получу самое полное, обстоятельное и исчерпывающее объяснение; — заявил барон.
— Вы чересчур просто говорите о Салусе Секундус, — заметил Хават.
— Подумаешь! Исправительно-каторжная колония, только и всего, — отмахнулся барон. — На Салусу Секундус вся Галактика отсылает самую последнюю сволочь. Отребье. Ну и что еще надо знать об этой дыре?
— Хотя бы то, что условия существования на каторжной планете тяжелее, чем где-либо, — ответил Хават. — Вы, надо полагать, знаете, что уровень смертности у новичков превышает шестьдесят процентов. Что Император как только может угнетает их. Вы знаете все это — и не задаете никаких вопросов?..
— Император не позволяет Великим Домам инспектировать его каторгу, — проворчал барон. — Так зато и он не заглядывает в мои темницы.
— И всякое любопытство относительно Салусы Секундус, как бы это сказать… э-э… — Хават приложил узловатый палец к губам, — не поощряется.
— Надо полагать, ему нечем гордиться на этой планете! Хават позволил легкой улыбке коснуться его темных губ. Он посмотрел на барона, и его глаза сверкнули в свете плавающих ламп.
— И, значит, вы ни разу не задумывались, где Император берет своих сардаукаров?
Барон выпятил пухлые губы, что придало ему вид надувшегося ребенка. С раздражением в голосе он сказал:
— Н-ну… он набирает рекрутов… то есть все знают про наборы… вот и берет из новобранцев, наверное…
— Ф-фа! — фыркнул Хават. — То, что рассказывают о военных успехах сардаукаров, не относится к простым слухам… верно? Это — рассказы немногих уцелевших в схватках с ними. Так?
— Сардаукары — великолепные бойцы. Кто сомневается? — возразил барон. — Однако я полагаю, что и мои легионы…
— Туристы-отпускники по сравнению с Императорскими сардаукарами, — скривился Хават. — Или, может, вы думаете, я не понимаю, почему Император обрушился на Дом Атрейдес?
— В эту тему тебе лучше не углубляться, — предупредил барон.
— Мне следует углубляться в любую тему, коль скоро она относится к моим обязанностям, — возразил Хават. — Не для того ли вы меня и взяли на службу? Я ведь ментат, а от ментата нельзя скрывать информацию и нельзя ограничивать его в направлении расчетов.