Дюна. В коллекции

— И почему ты ушла из балета? — вопрос прозвучал неожиданно, и я бросила взгляд на Коула. Подцепив кусок говядины, он отправил его в рот и, методично его пережевывая, смотрел на меня.

Я на секунду задумалась и поймала себя на мысли, что не могу утаивать правду о себе и хочу рассказать Коулу об этом. Рассказать о себе Бездне.

— Короткую или длинную версию? — я внимательно смотрела на него.

— Короткую.

— Никаких трагедий и травм. Я проявила слабость. И мне за это стыдно.

Коул, вальяжно откинувшись на спинку дивана, продолжал смотреть на меня, и я продолжила:

— Я неплохо танцевала. После балетной студии в девять лет поступила в академию. Не была примой, но в числе лучших. А через три года начались проблемы… — как бы мне ни было неприятно, но я не опускала взгляд. — Конкуренция в балетном мире очень высокая. На меня началась травля. Убирали конкурентку. Плюс хореограф продвигала свою протеже.

— Испугалась? — лицо Коула ничего не выражало. Но мне казалось, в его его голосе звучало разочарование.

— Наверное, так это можно назвать, — задумчиво ответила я. — Моя мама точно испугалась и забрала меня из академии. И я до сих пор считаю это проявлением собственной слабости. Что уступила ей. Что сошла с дистанции и не пошла дальше. И я не складываю с себя вины. Мама здесь ни при чем. её желание меня забрать, защитить выросло не на пустом месте. На нервной почве у меня началась бессонница и проблемы с желудком… анорексия, — пояснила я. — Но, главное, это начало отражаться на моей учебе. Я скрывала от мамы. Хотела решить проблему сама. Но она, конечно, догадывалась. Она на все это посмотрела, и, пока я пыталась преодолеть трудности, приняла за меня волевое решение в пользу учебы и моего будущего без балета.

Я не стала рассказывать Коулу о том, что я пережила за полгода травли — это было ни к чему, еще одно проявление слабости. Я не хотела оправдываться или взывать к жалости.

Коул промолчал, а я, внимательно изучая его лицо, все же спросила:

— Неправильно поступила? Да?

— Да, — не стал скрывать он, и я, чувствуя в его интонациях нотки разочарования, кивнула.

— Я не ищу оправдания, но это еще одна причина того, почему я в Гонконге.

Мне так и хотелось добавить, что я никогда больше не позволю себе сдаваться, но промолчала. Мне казалось, мои слова буду звучать пафосно и по-детски.

Коул промолчал, а я стушевалась — мне казалось, что сейчас он меня прогонит или оставит только для сексуальных утех в Башне, посчитав слабачкой. Посчитает маленькой маминой дочкой, не доросшей до взрослой серьезной жизни. Но я не могла не рассказать ему все, честно, чтобы он знал о моих промахах. Для меня это было важно. И это было странно. Очень странно. Потому что историю о балете я не рассказывала даже Илье, и никогда для него не танцевала. Никогда ему так не раскрывалась, как за эту неделю Коулу и его Бездне. Будто Коул и был моим первым мужчиной, будто все, что происходило до него — было не всерьез и ошибкой. Возможно, именно поэтому я, после знакомства с Коулом, с такой легкостью отпустила ситуацию с Ильей. Без сожалений. Без оглядки.

В вечернем воздухе повисла тишина, но я не опускала взгляда, ожидая реакции Бездны.

— Пойдем играть в гольф, — ответил Коул и начал вставать, а я аккуратно выдохнула, понимая его ответ. Бездна мне в очередной раз говорила, как вчера в клубе — “ну, посмотрим, как ты не будешь сдаваться”.

Я улыбнулась и, поднимаясь вслед за Коулом, посмотрела в ночное небо. Все складывалось идеально. И не только у меня. Джу и Лин проводили время в уютной компании, и было в этом вечере что-то волшебное, как чистое звездное небо, не затуманенное облаками. Бездна отдыхала, и её вакуум, казалось, можно потрогать руками, словно он был хрустальным.

Я улыбнулась и, выходя за Коулом, уже начала задавать вопрос о клюшках, когда внезапно раздался очередной звонок, обрывая меня на полуслове.

Глава 53

Коул ответил на звонок, на том конце быстро заговорили, и его лицо внезапно застыло. Ничего не понимая, я посмотрела на на него, и по моей спине прошел озноб. Глаза Коула, которые и до этого нельзя было назвать живыми, превратились в камень, от которого веяло могильным холодом. Они стали настолько черными и непроницаемыми, что у меня не просто похолодели пальцы, мне стало по-настоящему страшно.

Он внимательно слушал собеседника, а я понимала, что что-то происходит. И происходит что-то очень нехорошее.

— Подробности… — послышался тихий голос Коула, а я подняла глаза и вновь затаила дыхание. Небо изменилось. Казалось, Космос превратился в черный непроходимый дым. Я даже чувствовала запах гари.