―Мой сосед - эксперт по истории, он пришел с окраин",‖ я говорю ища в кармане ключи от
181
моей квартиры. ―Он называет Чикаго " четвертым городом", так как он был уничтожен
пожаром, много лет тому назад, а затем Войной за Чистоту, и теперь это четвертая
попытка заселения сюда.‖
―Четвертый город, - говорит Эвелин, когда я открываю дверь. ―Мне нравиться это‖.
Здесь практически нет мебели, только кушетка, стол и стулья, кухня. Солнечный свет
подмигивает в окнах здания через болотистую реку. Некоторые ученые из бывшего бюро
пытаются восстановить реки и озера, их былую славу, но на это требуется время. На
изменения, такие как исцеление, требуется время.
Эвелин опустила сумку на диване. ―Спасибо, что позволили мне остаться с тобой на
некоторое время. Я обещаю, я найду другое место в ближайшее время.‖
―Нет проблем, - говорю я. Я беспокоюсь о ее прибывании здесь, роясь в моих скудных
пожитках, шаркая по моим коридорам, но мы не можем остаться в далеке навсегда. Не
тогда, когда я пообещал ей, что я постараюсь восполнить этот пробел между нами.
―Джордж говорит, что он нуждается в помощи, с обучением полиции, - говорит Эвелин.
―Ты не предложишь свою?‖
- Нет, - говорю я, - Я говорил тебе, что покончил с оружием.
- Правильно. Теперь ты используешь слова., - говорит Эвелин, хмуря свой нос. - Ты же
знаешь, я не доверяю политикам.
- Ты будешь верить мне, потому что я твой сын. - говорю я. - В любом случае, я не
политик. Пока. Только помощник.
Она садится за стол и оглядывается, нервно и деятельно, как кошка.
- Ты знаешь где твой отец? - спрашивает она.
Я отмашнулся. - Кто-то говорил мне, что он ушел. Я не спрашивал куда.
Она опирается подбородком на руку. ―Нет ничего, что ты хотел бы ему сказать? Вообще
ничего?‖
―Нет, - говорю я. Я тереблю мои ключи вокруг пальца. ―Я просто хочу оставить его
позади, в том месте, к которому он принадлежит‖.
Два года назад, когда я стоял напротив него в парке, вокруг нас падал снег, я понял то, что
нападение на него перед Бесстрашными, не заставило меня чувствовать себя лучше от той
боли, которую он причинил мне, кричать на него или оскорблять его я бы тоже не хотел.
Там был только один вариант остаться, отпустить
Эвелин одаряет меня странным, испытующим взором, затем пересекает комнату и
открывает сумку, которую она оставила на диване. Она берет предмет, изготовленный из
синего стекла. Он выглядит подобно падающей воде, застывшей во времени.
Я помню, когда она отдала его мне. Я был молод, но не слишком молод, чтобы осознать, что это был запрещенный объект в фракции Отречения, бесполезный и, следовательно, самоснисходительный. Я спросил ее, какой цели он служил, и она рассказала мне, что он
ничего не делает очевидным. Но это могло бы быть в состоянии сделать что-нибудь здесь.
Затем она коснулась рукой своего сердца. Иногда происходят красивые вещи.
В течение многих лет это был символ моего тихого неповиновения, мой маленький отказ
быть послушным, отводящий отречение ребенка, и символ моей матери , хотя я верил, что
она мертва. Я спрятал его под кровать, и на следующий день я решил оставить Отречение, я положил его на стол, так что мой отец мог видеть мою силу, и ее.
―Когда ты ушел, это напомнило мне о тебе, - говорит она, прижимая стакан к животу.
―Напомнило мне, как ты был храбрым, всегда был." Она чуть улыбается. ―Я думала, ты
мог бы держать его здесь. Я предназначила ее для тебя, в конце концов.‖
Я не доверял моему голосу, он не останется стабильным, если я начну говорить, поэтому я
просто улыбнулся в ответ и кивнул.
Весенний воздух холоден, но я оставляю открытыми окна в грузовик, так что я чувствую
это в моей груди, так что он " кусает " мои пальцы, напоминание о затяжной зиме. Я
останавливаюсь на железнодорожной платформе и беру урну с заднего сиденья. Это
182
серебро, без гравюры. Я не выбирал; Кристина сделала это за меня.
Я иду по перрону к группе, которая уже собралась. Кристина стоит с Заком и Шоной, которая сидит в коляске с одеялом на коленях. Коляска лучше теперь, без ручки на спине, так что она может маневрировать ею более легко. Мэтью стоит на краю платформы.
―Привет, - говорю я, стоя за плечом Шоны.
Кристина улыбается мне, и Зик хлопает меня по плечу.
Юрай погиб всего через несколько дней после Трис, но Зак и Хана сказали, что они
прощались всего через несколько недель после этого, роняя пепел в пропасть, на фоне
стука всех своих друзей и семьи. Мы кричали его имя эхом в Яму. Но я знаю, что Зик
вспоминает его сегодня, как и остальные из нас, даже если этот последний акт
Бесстрашной отваги для Трис.
―Я хочу вам кое-что показать,‖ Шона говорит, и бросает одеяло в сторону, раскрывая
сложный металлические брекеты на ее ноги. Они проходят весь путь до ее бедер, и
оборачиваются вокруг ее живота, как в клетке. Она улыбается мне, и с скрежетом, ее ноги
двигаются по земле перед стулом, и урывками, она стоит.
Несмотря на серьезный повод, я улыбаюсь.
―Ну, посмотри на это‖, - говорю я. ―Я забыл, какая ты высокая.‖
―Калеб и его друзья из лаборатории сделала их для меня, - говорит она. ―По-прежнему