Диверсант Петра Великого

Я начал затравленно оглядываться по сторонам, усиленно делая вид, что на нас всех надвигается что-то очень и очень страшное. Время от времени я даже, чуть сглатывая слюну, начинал тыкать пальцами куда-то в сторону.

– …Робяты, – кажется, мне даже удалось округлить глаза, будто бы от ужаса. – Тама немчины… идуть с лавры. Оружны увси… Увсих грабють! Батьку мово вбили… Буренку нашу забрали… Ироды, у-у-у.

Видит бог, не знаю как, но слезы у меня полились настоящие. Мне и правда стало жалко и отца своего, и буренку, которых побили и забрали мифические «немчины».

– Идуть, идуть с лавры. Видимо-невидимо идуть, – не переставал голосить я.

Первым стал по сторонам озираться крепыш, видимо искавший тех самых грабителей «немчинов», которые для местных были самым настоящим бедствием. Это только в красивых сказках проходящие через село солдаты особо не бедокурили, довольствуясь крынками с холодным молоком от черноволосых селянок. В реальности же каждое такое пришествие военных оборачивалось едва ли не разорением. Те же самые стрельцы сейчас гуляли с таким размахом, что грозили оставить село вообще без всякой живности.

– А ну, айдать по домам! – Крепыш вдруг прикрикнул на остальных, и тут же вся троица засверкала пятками.

Я же, быстро оглядевшись по сторонам в поисках других свидетелей моего очередного концерта, ринулся на холм, где между кустами дикорастущей малины нашел своего конька. Взнуздать его и дать голыми пятками в бока было делом нескольких минут.

…Возвращение мое было триумфальным. Еще при подходе к лавре меня встретили с десяток преображенцев в узнаваемых короткополых камзолах, перегородившие телегами дорогу. Мою тушку тут же стащили с коняги и, запеленав, потащили под белы ручки к руководству, которое, как оказалось, меня уже списало.

– Лексашка! – удивленно вскрикнул при виде меня сам государь. – Живой?! Отпустить! – это он уже бросил моим конвоирам. – Рассказывай! Далече ли стрельцы? Заряжать ли фузеи?

Судя по взъерошенным лицам собравшихся и куче оружия на столе – десятка каких-то допотопных пистолей и дедовских сабель, – они собрались сражаться. Лефорт и его товарищ по службе в полках нового строя генерал Гордон в углу трапезной ворочали бочонок с порохом. Перед Петром на столе лежал клинок, который он, по всей видимости, то ли точил, то ли протирал.

– Еле утек от вражин, государь, – не смог я устоять, чтобы не прихвастнуть. – Верст тридцать отселе стоят. Боярин Федор Шакловитый у них наиглавнейший. Все стрельцы его за отца почитают.

Оба «немца» уже стояли возле стола и внимательно меня слушали. То, что стрельцы оказались на расстоянии одного дневного перехода, им явно не понравилось.

– Сколь их, счесть не случилось. Они где по хатам сидят, где по лескам кашеварят. На глазок сотен двадцать, а можа, и тридцать есть. Они, государь, сильно бражничают. Кажись, такими им долгонько к нам шагать…

– Это есть гут, государь, – встрял в разговор Лефорт. – Ваши полки будут здесь ам абенд… к вечеру. Думать, нужно только усилить посты, чтобы не стать жертвой неожиданного нападения.

Дальше совещание «большого начальства» пошло без моего присутствия. Они еще там долго судили-рядили, что и как делать. В конце концов решили сидеть в лавре тихо, как мыши, и ожидать прибытия помощи из Преображенского, где базировалась маленькая армия Петра.

Ближе к вечеру я был найден неугомонным Лефортом и приставлен к делу – с помощью кузнеца мастерить свой необычный штык на фузею. Оказалось, швейцарцу очень уж понравилась эта идея, которую я брякнул на той, первой встрече с Петром.

– Сроку вам до захода солнца. – Он выразительно поглядел на медленно садящееся солнце. – Сделать годный для стрельбы всем фронтом штык.

Напугал, думаете? Черта с два! Тонкой работы тут самый мизер, так что с ней справится и сельский кузнец. Выслушав мою задумку, приставленный ко мне кузнец, пузатый детина в пахнущем дымом фартуке, это подтвердил.

Штык он сварганил, наверное, за час, а может, и еще быстрее. Правда, выглядел он довольно неприглядно. Не было в нем той смертоносной изящности и изумительной функциональности, как на старинных снимках или на выставках в музеях. Здесь у меня в руках лежала чуть теплая неровная длинная заготовка с толстой трубкой.

– Еж-мое, это что за урод такой? – хмыкнувший мастер, похоже, ничуть не обиделся за такую оценку его труду. – Почистить бы его и поточить, а то Петр свет Алексеевич и тебя, и меня за такое на тополях повесит. Рядышком, чтобы смотрели друг на друга.

И действительно, через полчаса энергичных усилий я навел на штыке такой марафет, что его уже было не стыдно показать.

– Так… – Мой палец ткнулся в сторону кузнеца. – Еще парочка нужна для красивой демонстрации. Такие же сделаешь. И почистить их еще нужно. Чего кривишься? Ты глазенки-то не закатывай. Бегом, бегом!

Сам же я отправился на двор, так сказать, обкатать новое изделие. Именем государя остановил первого же попавшегося солдата-преображенца и стал прилаживать к его фузее новый штык. Попутно, познакомившись, я ему все объяснял.