Пока же третьей по счёту упаковкой стал мешочек из бархата, но не с кожаным шнурком для затяжки, а с готовым, круглым, красного колера, купленным Иваном в галантерее. В него ещё вплетена была тонкая-претонкая серебристая нитка, завитая по кругу шнурка, и это привело Ивана в сумасшедший восторг. Раньше он таких шнурков видал-перевидал, но никогда никакая внутренняя сила не запускала в его голову сигнал, что шнурок такой и есть сама красота. И ещё много такой красоты вокруг, вообще, по жизни. Надо только вглядываться в разные предметы и вещи и сразу прикидывать, какой своей интересной особостью они могут участвовать наряду с другими в деле создания стоящей упаковки.
Красный шнурок с серым бархатом выглядел ужасно привлекательно. Дюка работу его приняла, конечно, но сказала, что таким или почти таким же способом упаковывают, бывает, готовую ювелирку, государственную, магазинную. Чаще не нашего производства. И что хорошо бы уйти от стереотипического – так и сказала, а Иван долго потом слово это использовал, всем сердцем полюбив и приняв его душой – восприятия самой вещи, любого предмета, который придуман для служения прекрасному. И вслед за тем объяснила ещё вдобавок к сказанному, что есть на свете мир зла и есть мир добра, которые меж собой пребывают в вечном антагонизме. И если вещь, любая, даже не обязательно ювелирная, у создавшего её мастера получилась, по-настоящему, включая упаковку, то она просто не может не быть красивой. А это означает, что красотой своей эта вещь работает против силы зла. И укрепляет мир добра. Тоже вместе с упаковкой, само собой. Как-то так примерно.
Ивану тот разговор запомнился как первый, после которого он сумел не обидеться, как привык делать в той ещё, доупаковочной своей жизни. Казалось бы, сказала ему Дюка совсем простые вещи, объяснила понятия, какие мог бы и сам иметь про это всё: и про магазинный вариант, и про мир добра, и про самоё зло. Но он не обиделся, вместо этого сказанное ею хорошо намоталось на голову и запомнилось.
Дальше, после этой проклятой упаковки, которая могла вызвать сомнение в его гениальности, пошла череда упаковочных коробочек. Тоже зависело. Он уже старался, чтобы ничто, выходящее из-под его рук, даже отдалённо не совпадало с готовым и накатанным. Дюка такой подход крайне одобряла, видя в нём развитие как мастерства, так и личности в общем и целом. Она вообще старалась ни в чём ни на кого не походить. Маленький человек – большие отличия. И это несмотря на то, что по-прежнему старалась контактировать с внешним миром минимально. Тем более что теперь возможность жить по любым удобным для неё правилам была абсолютной. Работа, в которой Дюка так счастливо себя нашла, и наш придурочный отец, который из-за своего настырного упорства нравился ей всё больше, – этого вполне хватало ей, чтобы ощущать вокруг себя тот самый мир добра, о котором она между делом поведала Ивану Гандрабуре.
Так вот. Следовало уйти от привычностей и научиться придумывать твёрдые упаковки для особо стоящих работ. В этом месте пришлось притормозить. Взятый темп не позволял думать столько, сколько тянула теперь за собой очередная задача. Думать – вообще стало делом для Ивана новым. Раньше это слово означало для него действовать или, сказать точней, готовиться к какому-либо действию. То есть загодя прикинуть ход событий. Это хорошо помогало в драке, ещё в армейские времена, когда, умея думать, можно было приготовить для схватки всё необходимое: солдатский ремень с пряжкой, в которую для пущей тяжести впаивалась свинцовая блямба, портяночный жгут, намоченный и свёрнутый петлёй, с банкой тушёнки внутри, равной по ударной мощи банке варёной сгущёнки, конфискованной у салаги. Или можно было, находясь в увольнительной, придумать, тоже заранее, что ищет, мол, чтобы после армии пожениться и остаться тут навсегда. А потом вместо этого отодрать как следует и больше не появляться в этом гиблом месте. Сменить диспозицию отпускных суток.
Насчёт Франи тоже много думать пришлось, когда проверял её на расставание. Варианты раскидал, но они не сложились, рассыпались, по её же вине. А вообще она хорошая была, нормальная. Молчала больше и про замуж не говорила кроме того одного раза. Просто так давала и надеялась. Некрасиво получилось.