Для кого цветет лори

— Надо идти. Сделаешь, как я скажу, Оникс. Поняла меня?

— Сделаю, как ты скажешь? — она зацепилась за слово, вскидывая голову. — Как ты скажешь?

— Хватит, — он сжал зубы. — Сейчас не время…

— Я. Никуда. С тобой. Не пойду! — сквозь зубы процедила она. — Никуда, понял! Я больше не могу, понимаешь? Понимаешь? Я больше не могу так! Я — не твоя вещь!

— Моя вещь? — он вдруг оскалился, словно зверь. — Моя вещь?!

— Да! — Оникс закричала, даже не замечая этого. Сжала кулаки. — Оставь меня в покое! Я устала быть твоей рабыней, игрушкой, вещью! Я ненавижу все это! Я ненавижу тебя! Ты слышишь? Ты — боль, Ран, моя постоянная, непреходящая боль, и я больше не могу так! Отпусти меня!

Он смотрел на нее через комнату, смотрел молча. Лицо бледное, щеки ввалились.

— Отпустить? — Ран повторил, словно тоже не понимал, о чем она просит. И вдруг рассмеялся. Невесело. — Хорошо. Как скажешь. Отпущу. На этот раз — навсегда.

— Что? — Он шутит? Издевается?

— Иди. Там Кристиан. И Баристан. Они помогут. Поторопись, Оникс.

— Ран?

Оникс вдруг стало так страшно от его спокойного голоса, что все волосы на ее теле встали дыбом. И словно вмиг похолодало. Она знала это чувство. Она, монахиня скорби, была знакома с ним. Так веет прохладой от Сумрачных Врат, когда кто-то стоит на их пороге.

— Ран?!

Ужас сковал сердце, впился острой иглой. И Оникс закричала. Не вслух. Она закричала где-то внутри себя, так громко и отчаянно, что почти оглохла. Что же она говорит? Что делает? Совсем не то… что-то совсем не то…

— Ран…

Он осел в один миг, сполз по стене. И остался так, привалившись, полусидя. Лицо стало серым. Оникс издала какой-то всхлип, упала перед ним на колени. И только сейчас заметила, что черная ткань рубашки насквозь мокрая… Кровь…

Она отодвинула край и с трудом удержала вой. Рана. В груди. Слишком глубокая… слишком страшная. Слишком безнадежная, даже если бы рядом был десяток целителей.

Но здесь не было ни одного.

— Ран…

Уже не крик — шепот. Слишком горький. Слишком…

Хотелось выть. Или плакать. Или что-то сказать. Важное. Но… Но она лишь смотрела в его глаза, затягивающиеся туманом.

— Все, как ты хотела, — его губы скривила улыбка.

Она хотела? Небесные заступники, будьте вы прокляты! Она хотела совсем иного!

— Жаль…

— Жаль? — нельзя плакать. За слезами не видно его глаз. Нельзя.

— Жаль, что потерял год… — он криво усмехнулся. — Надо было… не отпускать. Глупо.

Оникс на миг закрыла глаза. Из всего, что он мог сказать ей сейчас, на пороге Врат, он сказал лишь вот это?

Или… Или это гораздо больше, чем она услышала?

Или он всегда говорил гораздо больше — своим телом, своими поступками, своими глазами? Почему она так хотела услышать слова?

Она склонилась ниже и сжала его ладонь. Их руки были липкими от крови, их пальцы сплелись. Оникс склонилась еще ниже, словно собираясь поцеловать. Вздохнула. Его дыхание заканчивалось. Оникс видела это. Ощущала. Последние вдохи…

Еще ближе.

— Разве я позволила тебе умереть, Ран? — шепнула она.

В его глазах было непонимание. В ее — бесконечность. И лори цвел, пуская по телу раяны свои листья, расползаясь усиками, разрастаясь отростками. Тонкими, гибкими, сильными. Листьями, стеблями, бутонами. Они оплетали женское тело, ползли со спины на грудь и плечи, с плеч — на запястья, добрались до ладони, коснулись мужской руки. Замерли, словно прислушиваясь. И поползли дальше. На пальцы айда. На локоть. На его плечо. На грудь. На шею… Лори цвел, сплетая сеть, разрастаясь, становясь одним цветком на двоих, вырывая из лап демонов того, кого любит раяна… Древняя сила, всеобъемлющая. Сила женщины, сила матери, сила природы… сила любви, которая вопреки. Которая сильнее боли. Которая смогла прорасти, несмотря ни на что. И Оникс улыбалась. Хотя и плакала тоже. Она все смотрела в его глаза, осознавая. Принимая. Любя его. Позволяя этой любви быть, переступив прошлое, не думая о будущем. Внутри сети цветущего лори, что давал жизнь.

Оникс не знала, сколько это длилось, очнулась, лишь когда Ран поднял руку, чтобы стереть влагу с ее щек. Он смотрел на нее, и в невозможно зеленых глазах отражалась ее бесконечность и его любовь…

Теперь одна на двоих.

Дом вздрогнул, и сверху посыпалась труха, заскрипели стены, грозя сложиться внутрь.

— Я ведь говорил… Надо было уходить, — прошептал Ран. — Ты снова меня не послушалась, раяна.

ГЛАВА 26

— Я ведь говорил! Надо уходить, Оникс.

Он посмотрел на свою грудь. В разрезе черной рубашки на коже была кровь. Только раны не было. Стянувшуюся кожу обвивал, словно штопал, черный рисунок. Ран провел пальцем, посмотрел на Оникс. Но на разговоры и признания уже не было времени.

— Идем, — он поднялся, схватил ее за руку. — Скорее, Оникс!

Они не пошли — побежали! Дом уже трясся, словно норовя спрыгнуть со скалы.

— Что происходит?

Оникс запнулась на лестнице, но трупа Итора не увидела. Лишь кровь на полу.

— Похоже на обвал, — помрачнел Ран. — Я пытался ударить Итора магией, но здесь слишком много артефактов. Но дар все же отозвался, да так, что дрогнули горы! Архар, скорее!

Ран сдернул со спинки кресла расшитый камзол Анрея, накинул Оникс на плечи.