Для кого цветет лори

Да, все верно. Не примет. Не поймет, не полюбит. Он всегда знал это. Всегда понимал, с самого начала. Она всегда была слишком хороша для него, и вот это имя — Светлейшая — как нельзя лучше подходило Оникс. Она и была такой — светлой, чистой, несмотря на то, что он так упорно толкал ее в грязь. А он толкал. Не мог по-другому. Слишком сильные чувства раздирали душу, слишком много в нем порока, тьмы, жестокости. Уже привычных и не ранящих. А Оникс вот ранила, убивала своим равнодушием и тем, что отвергала его раз за разом. Не в силах убить ее, не в силах отказаться от этого дурмана, он желал ее подчинить. Стремился завладеть ее телом, понимая, что душу раяны он никогда не получит.

Он давал ей время подумать. Каждая минута этого проклятого времени словно ржавый крюк, выдирающий еще один кусок мяса из живого тела. Если бы только она пришла… Если бы пришла.

Но где-то в глубине своего жестоко нутра Ран всегда знал, что Оникс не придет.

Каждый остается тем, кто есть, а он слишком часто наведывался в архар, чтобы надеяться на искупление. Да и не нужно оно ему.

А раяна… ему достаточно тела. И если повторять это часто, то он сможет в это поверить.

* * *

Оникс выплюнула настойку на пол, как только за целителем закрылась дверь. Она не желала спать. Не хотела впадать в сонное забытье, а потом просыпаться отдохнувшей и повеселевшей, как уверял целитель.

Да и вряд ли сон принесет ей веселье.

Поэтому она не стала пить целебник и метнулась в купальню, тщательно прополоскала рот и вытерла губы холстиной.

Огромное зеркало отразило ее в полный рост, и раяна застыла. Косы растрепались, на щеке пятнышко грязи, платье разорвано. И на обнаженной руке чернеет метка принадлежности. И на ноге поблескивает серебряная цепочка, которая привязывает ее к хозяину. Очень медленно она подошла ближе, всмотрелась. На плече, в потемневшем уже ожоге, — Р и Л, обведенные кругом. Ее сделали рабыней.

Ярость и обида взметнулись внутри разрушительной тьмой, затуманили разум, и Оникс схватила тяжелый кувшин, швырнула в дорогое стекло. Зеркало брызнуло осколками, разлетелось. Один вонзился ей в руку, оставив кровавую полосу, но Оникс лишь выдернула его, отшвырнула. С яростью содрала свое испорченное платье, разулась. Вода в чаше была холодной, но звать прислугу, чтобы нагрели, не хотелось. Сейчас Оникс ничего не хотелось, только завыть зверем. Ну или воткнуть нож в зеленый глаз Рана Лавьера.

Она зачерпнула из вазы жидкое, вязкое мыло, с остервенением нанесла на тело, желая не просто смыть грязь, а избавиться от воспоминаний. Но серебряная цепочка звякала о каменный пол чаши при каждом движении, и горела рука с клеймом.

Не получится смыть память и горечь. Ран сделал ее своей рабыней, и ничего это уже не изменит.

Оникс вылила на себя ведро холодной воды, дрожа и стискивая зубы. Потом вышла из чаши, вытерлась. Посмотрела на свое платье.

И сжала зубы, отбрасывая за спину мокрые волосы. Как глупа она была, решив, что можно что-то изменить…

В комнате ждала Риа, и глаза прислужницы испуганно расширились, когда она увидела госпожу. Оникс посмотрела безразлично, прошла к шкафам.

— О Светлейшая, что с вами сделали? — в голосе Риа был истинный ужас. — Да как же так? Да как можно… Изверги, как же они так с вами?

— Замолчи, — Оникс поморщилась, накинула на тело батистовую рубашку без рукавов. — Не хочу слушать причитания, без них тошно.

— Простите, — прислужница вскочила. — Я сейчас! Сейчас, госпожа!

Хлопнула дверь. Но уже через несколько минут Риа вернулась, за ней неслась Магрет.

— Вот, это поможет, — Магрет достала из поясного кармашка склянку, деловито выдавила на ладонь тягучую мазь и нанесла на плечо Оникс. Кожа вокруг клейма покраснела, отекла, и прохладный целебник приятно охладил руку.

— Что это?

— Вытяжка из одного растения, что растет в пустыне, — Магрет осторожно приложила сверху тряпицу, обмотала. — К утру ожог пройдет. — Она осеклась. — Клеймо останется, к сожалению.

— За что они так с вами? — глаза Риа наполнились слезами.

Оникс пожала плечами и покосилась на дверь.

— Сколько во дворце Сумеречных, вы знаете?

Прислужницы переглянулись.

— Много, — помрачнела Магрет. — Словно не дворец, а Цитадель здесь. Куда ни глянь — везде черные мундиры псов. И они продолжают прибывать. На заре приехало несколько отрядов, я сама видела.

— А пленные?

— В подземелье.

Магрет склонилась ниже, понизила голос до чуть слышного шепота.

— Говорят, многие наместники принесли ему клятву крови.

— Ему?

— Верховному аиду. — Магрет облизала губы. — Рану Лавьеру. Всех, кто пытался оказать сопротивление, убили или отправили в подземелье. Всех императорских стражей, тех, кто не был предателем. Но… сам императорский маг на его стороне. — Магрет покачала головой. — Аид — страшный человек, Светлейшая, — покосилась на замотанную руку Оникс и вздохнула. — Но вы это и сами знаете.

— А владыка? Ты знаешь, где он?

— Вроде удалось сбежать, как и первому советнику, — Магрет поджала губы. Риа снова захныкала.

— Хватит плакать, — оборвала ее Оникс. — Никто нам не поможет, кроме нас самих. Лучше помогите одеться, рука болит.