Для кого цветет лори

Конечно, она знала об этом обычае, как и все в империи, но ведь его уже не используют! Хотя еще сто лет назад Ритуал Теней считался обязательным. После брачной церемонии жених и невеста встречались в пятиугольнике, в центре пяти стихий. Девушка ждала мужа связанной, демонстрируя покорность и смирение, готовность подчиняться всем желаниям мужчины. И их первая близость происходила в присутствии всех родственников и жреца, освещающего церемонию. В домах бедняков просто натягивалось полотно перед кроватью, у богачей ритуал обставлялся с должной роскошью. Только суть от этого не менялась. Зрители за ширмой имели возможность наблюдать за первым соединением новобрачных. А после жених торжественно пачкал ширму девственной кровью, родители жениха соглашались взять в дом девушку, а жрец признавал брак законным.

Но только почему ей никто не сказал о том, что ее ждет этот ритуал? Почему?

Впрочем, раяна знала почему. Потому что и Ошару, и его советникам совершенно наплевать на мнение самой Оникс. Она всего лишь марионетка для них!

Оникс снова дернулась, выворачивая запястья, пытаясь вырваться из силков.

– Выпустите меня!

И словно в ответ на ее слова в углах пятиугольной комнаты вспыхнули лампы, заливая пространство розовым светом. Оникс заморгала, переход от полумрака к яркому свету оказался слишком резким и ослепил ее. Она замотала головой, чувствуя, как повисли на ресницах выступившие слезы.

Сейчас она сама себе казалась бабочкой в паутине и напрасно дергалась, пытаясь разорвать путы. С тихим шелестом полотняные ширмы поднялись, и раяна снова забилась, моргая. Где-то забил тревожно барабан, и, всмотревшись, Оникс ахнула. Там, во тьме, были люди. Много людей, и все они смотрели на нее – привязанную в центре, почти обнаженную, стоящую внутри ярко освещенного пространства.

Оникс дернулась.

– Отпустите меня! – Но ее голос заглушили барабаны, бой которых все нарастал. Темная фигура шагнула к ней и застыла на границе света и тьмы. Человек смотрел на нее, Оникс ощущала это кожей, но он все еще был скрыт мраком, лишь сияли его роскошные золотые одежды. Барабаны уже оглушали, а мужчина двинулся по кругу, заходя Оникс за спину, оставаясь во тьме.

Древний ритуал гласит, что жених приходит из тьмы к свету своей невесты.

Это даже красиво.

Если бы не было так жутко.

Мгновение – и бой барабанов стих, оставив звенящую тишину и ритм, все еще стучащий в ушах. И почти сразу ширмы снова упали, отсекая освещенную комнату от зрителей.

Ритуал Теней начался.

Оникс переступила привязанными ногами и попыталась обернуться. Ошар – ведь это был, несомненно он – стоял за ее спиной. Она чувствовала его тепло. Но почему он молчит? Или так необходимо?

– Ошар? – девушка попыталась обернуться. – Что происходит? Ошар, развяжи меня. Мне… страшно…

Теплая ладонь прикоснулась к ее затылку, лаская, и вдруг сжала волосы в кулак.

– Правда? Страшно? Отчего же? Разве не ты радовалась поцелуям владыки совсем недавно, Оникс?

Мужчина дернул ее за волосы, и раяна вскрикнула от изумления. Потому что на нее смотрел не Светлейший. Ран Лавьер. Одетый в церемониальные золотые одежды. И злой. Просто ужасно, пугающе злой! Небесные, значит, там, у алтаря, ей не показалось! Это действительно был он!

– Что происходит?

– То, что и должно. – Он развязал широкий пояс своего тяжелого наряда, распахнул полы, снял, небрежно отбросив драгоценную ткань.

– Как ты оказался в храме? Где Ошар? Что происходит? – она завертела головой, пытаясь освободиться. – Как? Я ведь видела владыку! Все его видели!

– А ты расстроилась, что давала клятвы не ему?

Лавьер смотрел с насмешкой, но Оникс видела злость в его глазах. И в движениях – отточенных, резких.

– Но… я ведь видела… Волосы были светлее… О небесные…

Оникс задохнулась, понимая. Если аид смог оказаться здесь, в самом сердце империи, прошел сквозь толпу людей и сейчас так спокойно раздевается, значит, он все продумал. Это… заговор!

Она сглотнула, отчаянно дергая руками. Но сияющие шнуры держали прочно.

– Там люди! За этой ширмой люди! Все эти… придворные! Они слышат нас!

– Здесь полог тишины, – он снял нижнюю рубашку, тоже отбросил. И так же невозмутимо развязал шнуровку штанов, снял, оставшись обнаженным. Оникс сглотнула, попыталась отвернуться, не желая смотреть на его тело. Она слишком хорошо его помнила.

Лавьер усмехнулся, шагнул к ней.

– Отворачиваешься? – он погрузил ладонь в ее волосы, перебирая пряди. Движения размеренные, но в каждом – жадное предвкушение, голод… ненасытность, что уже дрожала в его глазах, и Ран обхватил подбородок Оникс, заставляя смотреть на себя. – Отворачивайся. – В голосе уже хриплые возбужденные нотки. – Доставь последнее удовольствие зрителям.

Оникс ничего не поняла. От горячего тела, что прижималось к ней, бросало в дрожь, губы стали сухими, а внизу живота уже пробуждалась настойчивая, тянущая боль.

– Что… что ты тут делаешь? – голос сорвался.

– А ты не рада меня видеть, раяна?

Лавьер склонился, все еще сжимая ее волосы у затылка, не давая ей даже отвернуться.

– Отпусти меня! Как ты здесь оказался? Я… я кричать буду!