Длинные тени

Голландию Шлок запомнил на всю жизнь. Во время оккупации он оказался, правда, ненадолго, в Вестерборкском лагере. Но надо убедиться, что его собеседник действительно прибыл из Голландии.

— Тогда вам должны быть знакомы «Моком», «Моком кодош», «Мединэ»[27], если только я сам не перепутал.

— Нет, вы ничего не перепутали. «Моком», «Моком кодош» — так именовались еврейские кварталы Амстердама, а свыше шестидесяти других поселений — большие и малые города, в которых проживали евреи, — назывались «Мединэ».

— Коль вы из Амстердама, то, наверно, сфард?

— Нет, ашкенази. Так что не имею повода гордиться тем, что мои предки — выходцы из Испании или Португалии. Правда, и некоторых ашкенази, особенно выходцев из Германии, тоже в скромности не обвинишь. Они почему-то считают себя выше тех же выходцев из Франции или Австрии.

— Так оно и есть. Именно они стояли во главе общин, и, наверно, это были совсем неплохие времена. Я мог бы вас в этом убедить. Но, простите, я не знаю, как вас зовут и в каком номере вы остановились.

Берек представился и назвал номер.

— Вот как! Мне его тоже предложили, но я скромный коммерсант и не могу себе позволить такие траты.

— Я — врач. Меня пригласили сюда на консилиум. Это входит в мой гонорар.

— Из Голландии в Бразилию на консилиум? Такого я еще не слыхал. И если уж приглашать, то надо думать, и в Америке найдутся специалисты.

— Тут я с вами полностью согласен. Но я не напрашивался. Даже наоборот.

— Ну конечно, все мы люди, и если хорошо платят… — И, так как Шлезингер не сразу нашелся что ответить, Шлок продолжал: — Верно я говорю, а может, не совсем так?

— Не совсем. Я и дома неплохо зарабатываю.

— Ну, тогда вы многого достигли. Вот что значит быть в своем деле крупным специалистом. Один из ваших коллег, знаменитый профессор, еще бог весть когда сказал мне, что я не жилец на свете. Скажите, пожалуйста, вы хирург?

— Нет, кардиолог.

— Это даже лучше. Можно болеть многими болезнями, а умирают, когда сердце останавливается. Разве не так? — И, решив, что такое знакомство может оказаться полезным, Шлок спросил: — Доктор, вы ужинали? Не составите ли мне компанию? Правда, я трефного[28] не ем, но если не возражаете…

«Неужели, — подумал Берек, — он уже у меня в руках?»

— Трефное, нетрефное — мне все равно. Ну что ж, я могу зайти к вам, только попозже, часа через два-три, после того как я позабочусь о поминальной молитве по моему брату.

— Трефное, нетрефное — вам безразлично, а поминальная молитва вас занимает.

— Это разные вещи. Когда и где погибли мои родители — мне неизвестно, но когда убили моего старшего брата, они еще были живы. Брата мы сами похоронили — этот день и час я хорошо помню. Так что это заодно будет поминовением отца и матери, всех моих близких…

— Так, значит, мы с вами люди одной судьбы? Не беспокойтесь. Молитву я вам закажу. Мне сделать это проще. Здесь, в городе, я знаю все ходы и выходы. Не возражайте. Назовите только имя брата.

Береку очень не хотелось прибегать к услугам Шлока, но отступать было поздно.

— Не сомневайтесь, — заверил Шлок, — все будет в лучшем виде. Мне и не снилось, что моим соседом окажется человек, говорящий на моем родном языке и к тому же врач с именем. Значит, решено. Загляните ко мне через часок.

Берек, помедлив, сдержанно ответил:

— Согласен, но, пожалуй, лучше, если вы придете ко мне. За то время, что вы будете заниматься моими делами, я позабочусь об ужине.

Перебирая возможные подступы к Шлоку, Берек упустил из виду, что для того собственное здоровье превыше всего. Вот где, оказывается, самый верный ход.

Да, должно быть, Шлок действительно уже совсем плох, если «знаменитый профессор» утверждал, что он не жилец на этом свете. Но, судя по телефонному разговору, Шлок себе на уме, и нелегко будет проникнуть в его замыслы.

То, что Шлок прикидывается богобоязненным человеком, еще можно понять. Не исключено также, что он действительно стал верующим, — ведь недалеко время, когда надо будет предстать перед всевышним…

Глава семнадцатая

НОЧНОЙ РАЗГОВОР

НЕ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ

Прошло немногим более получаса, как Берек положил телефонную трубку, когда в дверь его номера постучали и послышался неуверенный голос:

— Можно?

И вот они стоят лицом к лицу, и Шлок смотрит на знаменитого врача преданным взглядом. Со стороны вряд ли кому могла прийти в голову мысль, что судьбы этих людей так зловеще пересеклись.

— Заходите, пожалуйста, — пригласил его Берек.

— Спасибо! — расплылся гость в улыбке.

Первым заговорил Шлок: