Пока Шлезингер читал заключение, Шлок пристально следил за ним, повторяя про себя слова заключения. Со стороны могло показаться, что они вдвоем читают один и тот же текст. Это неудивительно: больной знал его наизусть.
— Теперь вы видите, что я одной ногой уже на том свете? Как же мне быть? Другой на моем месте сказал бы: чем такая жизнь, лучше головой в омут, а я, как утопающий, хватаюсь за соломинку. Все еще на что-то надеюсь…
— Надеяться надо всегда. У меня создалось впечатление, что медицинское заключение писал не врач.
— Чтоб я так был здоров, вы угадали. Но с рентгеновских снимков и лабораторных исследований сделаны точные копии. Для вас, думаю, и этого достаточно.
— Как же все-таки к вам в руки попало это малограмотное заключение?
— За деньги. За доллары можно купить все и вся. Все, кроме здоровья.
Берека так и подмывало сказать, что Натан Шлок и Тереза Штангль мыслят одинаково, но спросил он о другом:
— О каких телесных повреждениях идет здесь речь? Не приложил ли к этому руку ваш бывший приятель?
— На это я могу вам ответить: и да, и нет. Но сперва я хотел бы услышать, что вы, доктор, можете сказать о моей болезни?
— Прежде всего должен вам напомнить, что онкология не моя специальность. Кроме того, делать поспешные выводы, тем более когда речь идет о серьезной болезни, — не в моих правилах. У себя дома я прежде всего посоветовался бы со своим коллегой — крупным специалистом в этой области.
— У вас в Голландии? Где только я не побывал за это время, а вы говорите, что в Нидерландах…
Шлезингер позволил себе пошутить:
— Не зря говорят: похож, как Голландия на Нидерланды. Должен вам сказать, что в Голландии иногда можно найти то, что в другой стране вряд ли найдете. — И без всякого перехода: — Кстати, правое плечо у вас немного ниже левого, но это почти незаметно.
Теперь уже Шлок нехотя улыбнулся:
— Как видите, на хорошего портного можно положиться скорее, чем на хорошего врача. Пиджак так искусно сшит, что он скрывает изъян. Поэтому я и не стал его снимать. С вашего разрешения я сниму пиджак и закончу свою историю.
— Пожалуйста, герр Шлок.
После того как Шлок поступил на работу к ювелиру, Август все еще продолжал встречаться с ним, стараясь, однако, чтобы никто не видел их вместе: то ли Август чувствовал себя неловко, то ли это действительно могло помешать его карьере. Ведь основой фашистской идеологии, ее сутью был расизм. Правда, после того как Глобочник убил Футервейта, национал-социалистская партия в Австрии была запрещена, но в подполье она развернула еще более активную деятельность. Годом позже последователи Глобочника только за одну неделю совершили сто сорок террористических актов.
Отец в каждом письме требовал, чтобы Натан с матерью без промедления выехали к нему. Многие немецкие евреи, и не только евреи, бросали свое имущество и бежали кто в Бельгию, кто в Голландию, кто во Францию. Шлоки же устремились в Германию, хотя дела у Рефоэла, или, как теперь его называли, Рудольфа Шлока, были не блестящи. Долгое время он ходил без работы — никуда его не принимали. Пришлось ему сменить профессию и стать стекольщиком.
Третий рейх вскоре стал страной погромов. Нацистские молодчики бесчинствовали вовсю: не проходило ночи без диких оргий, насилий и убийств. В витрины магазинов, окна домов летели булыжники. На стекло и стекольщиков был большой спрос. Рудольф Шлок обзавелся алмазом и стал ходить по улицам с ящиком на плече, высматривая, кому нужно вставлять стекла. Он считал, что ему повезло. Особенно удачными для него бывали дни, когда приходилось иметь дело с двойными рамами. Если уж в такие окна попадал камень, обычно вдребезги разбивались сразу оба стекла. О тех, кто кидал булыжники, он старался умалчивать. В чужие дела он никогда не вмешивался; пострадавших можно только пожалеть, но что поделаешь?
Конечно, нелегко в его возрасте тащить на себе тяжелый ящик со стеклом. Особенно трудно работать на высоте — между небом и землей: тут уж у него от страха тряслись поджилки. Зачем, черт побери, придумали многоэтажные дома?
При всем том Рудольф Шлок был даже доволен своей работой: в такие тяжелые времена у него есть заработок, и он даже может вызвать к себе семью. Только бы не было хуже.
Но худшее случилось. Среди бела дня шайка отпетых молодчиков выбила стекла сразу в нескольких еврейских домах. Людям, конечно, горе, но зато Рудольф обеспечен работой. И он поспешил туда, прихватив с собой полный ящик стекла. Не успел он толком разглядеть предстоящую работу, как двое дюжих парней схватили его ящик и разбили все стекла, пригрозив, что, если он не бросит свое занятие, они прикончат его на месте.
Таким образом, все его радужные планы лопнули как мыльный пузырь.