Длинные тени

До слуха доносится нарастающий шум огромного многомиллионного города. Это Рио-де-Жанейро, или, как его называют бразильцы, Сидаде Маравильоза, что означает «великолепный», «чудесный». Приходится сбавить скорость. Нескончаемым потоком движутся автомобили. Большинство из них — «фольксвагены», и держатся они главным образом края дороги. Их оттирают и обгоняют роскошные «мерседесы» и «мустанги». Гросс и Шлезингер, кажется, уже обо всем поговорили. Леон считает, что свою миссию Бернард выполнил более чем хорошо.

— Правда, — добавляет он, — не все получилось так, как было задумано, и уж вовсе неожиданным оказалось то, что Шлок выплыл из прошлого, но с ним как будто все уладилось.

Рио они увидели лишь мельком. Гросс показал Шлезингеру самую узкую улицу, шириной около тридцати пяти сантиметров. Коротенькую остановку они сделали у белокаменного здания — школы имени Анны Франк.

Почти у самого аэропорта их обогнал белый «мерседес». Его вел мужчина в летах. Сидевший справа от него молодой человек нетерпеливо махнул Гроссу рукой, требуя уступить дорогу. Но Леон старался не отставать, и к аэровокзалу обе машины подъехали почти одновременно. Из «мерседеса» проворно выскочил молодой человек и открыл дверцу водителя. Догадаться, кто у кого в услужении, было не трудно.

— Вероятно, телохранитель, — высказал предположение Берек.

— И не единственный, — заметил Гросс. — В Рио у него во дворце на улице адмирала Алешадрину другой телохранитель. Тот следит, чтобы хозяину, не дай бог, даже руки не пришлось поднять за чем-нибудь.

— Кто же он такой и откуда вы его знаете?

— Это синьор Альбрехт Густав Энгельс. Этого человека и раньше знали во многих странах, и теперь пишут о нем повсюду. Нас с ним свело увлечение книгами. Он коллекционирует старинные фолианты в добротных кожаных переплетах. В Бразилии он одно время был директором западногерманских фирм «Телефункен» и «Мерседес-Бенц», а в годы войны возглавлял немецкую разведку. До августа сорок второго года, когда Бразилия — единственная страна латиноамериканского континента — объявила войну Германии, гитлеровские шпионы орудовали здесь в открытую. Третий рейх постоянно был осведомлен о передвижении транспортов союзных держав в Южной Атлантике и о состоянии американской военной промышленности. Когда был создан бразильский экспедиционный корпус, состоявший из одних добровольцев, он направился в сторону Гибралтара, а оттуда в Неаполь. Корабли отплыли тайком, но все равно для немцев это не было секретом.

Фашисты атаковали и пускали ко дну не только военные корабли, но и торговые и пассажирские суда. Большая «заслуга» в этом принадлежала Альбрехту Густаву. Однако же и он и другие бывшие резиденты поныне живут припеваючи. Не исключено, что именно он истинный фюрер здешних нацистов. Только что объявили о прибытии самолета из Бонна, вот, должно быть, он и встречает кого-то из близких или видных единомышленников. Вот так, мой друг…

Все формальности, требующиеся от иностранного пассажира, выполнены, и оставаться вместе им только считанные минуты. Шум такой, что совершенно оглушает, давит на барабанные перепонки, и почти невозможно расслышать, что говорит один другому.

Прощаясь, они протянули друг другу руки и долго не разжимали их. Леон произнес: «Друг мой!» — и голос его задрожал. А Берек? Какими словами высказать этому человеку свое глубокое уважение, восхищение и сердечную благодарность? Перед тем как направиться к трапу, Берек бросил прощальный взгляд на своего друга и в последний раз встретился с его добрым и умным взглядом.

Лайнер с неистовым ревом пронзил пелену сизого дыма, густо нависшего над Рио-де-Жанейро, и понесся навстречу беспредельным просторам.

Берек мысленно все еще был с Леоном, которого долго ему будет недоставать. Невольно подумалось, как сходны их жизненные пути: один, выходец из Польши, живет в Голландии, другой, выходец из Германии, живет в Бразилии, и оба они делают одно дело.