Дмитрий Донской

Совершенно не ожидавшие появления еще каких-то русских, да с криком, усиленным ветром, ордынцы на миг опешили. Этого вполне хватило, чтобы опомниться русским. Поддержав своими голосами Засадный полк, они бросились на противника с утроенной силой. Над полем снова разнеслось многократное «Ур-р-ра-а!..».

Мамай с ужасом наблюдал, как из дубравы появляется невесть откуда взявшийся новый конный полк и несется на его остолбеневшие от ужаса тумены. Нападение и последующее бегство ордынцев было столь стремительным, что темник даже не успел сообразить, что сделать, чтобы остановить своих воинов. Ордынцев все равно больше, но это уже не было войском, беспорядочно удирающая в панике толпа могла своей волной снести любые выставленные на пути заградительные кордоны.

Ордынцы в ужасе бежали, даже сами не зная почему, мчались, опрокидывая все, что попадалось под ноги, затаптывая раненых, разгоняя коней и стада собственного обоза, переворачивая кибитки и шатры!..

Пережив мгновенное замешательство из-за ужаса от вида своего удирающего войска, Мамай и сам бросился со всех ног подальше от проклятого для него поля. Его заботило даже не то, что догонят русские, а чтобы не снесли свои.

Конечно, прежде всего ордынцев гнал Засадный полк, еще полный сил и обозленный. Летели, кося налево и направо спины убегающего врага. Застоявшиеся и жаждущие крови, воины Владимира Андреевича и Боброка теперь отводили душу! Позади осталось не только само Куликово поле, но и Смолка и еще многие речушки и овраги, полянки и даже перелески. Войско Мамая гнали до самой Красивой Мечи!

Еще не вернулась погоня, как выжившие или стоявшие во время боя в лагере начали обходить поле, разыскивая раненных. Смотреть на то, что творилось на вчера еще спокойном поле, было страшно. Столько убитых, столько крови, столько ужаса не видел никто.

Два больших войска бились на небольшом участке, теснота во время боя была немыслимой, а потому каждый упавший оказывался погребенным под другими такими же. Вернувшийся из погони Владимир Андреевич приказал относить в одну сторону поля раненых, а в другую погибших. Но главное — искать великого князя Дмитрия Ивановича.

Вот как раз его и не могли найти. В каждом рослом дружиннике видели князя, но все оказывалось не то. Принялись расспрашивать видоков. Юрка Сапожник сказал, что видел, как под князем убили лошадь в третьем часу. Потом донесли, что и вторая лошадь под Дмитрием Ивановичем пала, а сам он бился пешим. И еще рассказывали, и еще…

Но никто не видел, куда же делся князь. А на поле уже надвигались сумерки…

Нашли уже и Михаила Бренка, и Миколу Вельяминова, и обоих Акинфовичей Михаила и Ивана, и неугомонного Семена Мелика, которого столько раз гнали и не могли догнать мамаевские разъезды, и отца и сына князей Белозерских… Душа болела на всех глядючи. Но каждый раз с облегчением вздыхали: не тот!

Когда задели упавшую на него лошадь, Семен застонал. Окажись ратник чуть подальше, не услышал бы, но вот повезло, нагнулся, прислушался и потащил, теперь уже самого Семена. От боли тот застонал сильнее.

— Потерпи, милок, потерпи. Зато живой остался в этом ужасе.

И тут Семена пронзило от воспоминания, попытался хриплым голосом объяснить, где положил князя Дмитрия:

— Князь… князь…

— Да кончилась битва, не знаем, где князь.

— Я его положил… — а дальше сказать не успел, снова впал в забытье. Но ратники оказались сообразительными, потащили скорее к Владимиру Андреевичу, который стоял с поднятым стягом посреди поля.

— Владимир Андреевич, вот он что-то про князя бает!

Принесли воды, плеснули в лицо Семену, тот снова очнулся, снова стал говорить про Дмитрия Ивановича.

Владимир Андреевич склонился над парнем. Лицо залито кровью, поперек страшный шрам, но губы разлепил:

— Я Дмитрия Ивановича… под поваленной березой… там лежит… Он живой… оглушен сильно…

Десятки воинов метнулись обходить все поваленные березы, а Боброк склонился над Семеном:

— Э, паря, крепко тебя задело… А ну давай-ка я посмотрю…

Через некоторое время раздался радостный вопль:

— Здесь! Нашли!

Владимир бежал навстречу ратникам, спотыкаясь об убитых людей и лошадей, о завалы оружия и просто кочки.

— Митрий! Дмитрий Иванович! Ты жив ли?

Великий князь был жив, только уж очень сильно оглушен, его кольчуга выдержала, не позволила чужому оружию коснуться тела, но и сама вдавилась в него. От искореженных лат Дмитрия освободили с трудом. И сколько же было радости, когда он открыл глаза!

Снова крик над полем:

— Князь Дмитрий Иванович живой! Живой князь!

Семен, чуть очнувшийся от боли, слабо улыбнулся:

— Живой…

Добравшись с помощью ратников до знамени, Дмитрий пригляделся к Семену:

— Это он меня трижды за бой от смерти спас. Кто ты, чей?

— Я с Миколой Васильичем пришел.

Кто-то ответил:

— Микола Вельяминов погиб.

— Микола?! — ахнул Дмитрий.

— Много кто, князь.

— Звать-то тебя как?

— Семен…

— А по отчеству?

— Быковы мы… — непривычно было Семке отчество свое называть, да и не знал он. Деревня Быково, а как дальше? Бог весть, не боярин же, чтобы родовичей до десятого колена помнить.