Дневная битва

Небо светлело, жалило и обжигало кожу Арлена. Он успел привыкнуть к рассветной боли, но теперь научился оттягивать силу от кожного покрова, прятать ее от света и сохранять в посильном объеме.

И все-таки солнце выжгло ее излишек, который пристал к меткам, и те словно занялись огнем. Не так давно он принимал эту боль как знак того, что солнце отвергает его, но ныне постиг истину и блаженствовал в ней.

Ренна судорожно хватила ртом воздух.

«Боль учит, Пар’чин, – сказал однажды Джардир, – и потому раздается нами бесплатно. Удовольствие не учит ничему, а потому должно быть заработано».

Арлен взял ее за руку:

– Рен, боль – это цена хождения под солнцем. Заслужи это право.

Воздействие светила испытали на себе и воины, но у них не имелось ни меток на коже, ни ихора в крови, и магия выгорела быстро. Они переминались с ноги на ногу и чесали обнаженные участки кожи, будто их обкидало сыпью. Там и тут сыпались искры, а капли ихора лопались и вспыхивали на кожаном облачении. На одном лесорубе, изрядно измазавшемся в субстанции, одежда по-настоящему загорелась. Арлен собрался прийти на помощь, но тот опорожнил на себя бочонок с элем. Народ поднял его на смех.

– В следующий раз не трогай эль – скажи нам, и мы уж тебя окатим! – крикнул один лесоруб.

Гогот.

– Лощина была добра к нам, – продолжил Арлен, – но нам с женой пора остаться наедине. – Ренна сжала его руку, и по его телу пробежала дрожь. – И всем нам самое время вернуться к делам. Ночные танцы – подлинное счастье, но до новолуния десять зорь, и нам предстоит работа. Демоны двинут на нас целую рать, графство Лощина должно подготовиться, чтобы загнать их в самые Недра, где им и место.

Он указал на огромную груду рогов в ту самую секунду, когда на нее упал солнечный луч. Получился такой костер, что больно смотреть, и лесорубы с ревом вскинули топоры. Даже шарумы издали клич и воздели кулаки.

Арлен понял, что князья подземников боятся не зря. Но он повидал и возможности Недр. И если задуматься о них слишком надолго, то бояться впору ему.

– Все в порядке? – тронула его Ренна.

Арлен накрыл ее кисть своей:

– Со мной все хорошо, Рен. Лучше некуда.

– Все доставлено, – доложила Шамавах, когда провела их в таверну Смитта.

Она распахнула дверь и показала, что свадебные подарки аккуратно разложены. Розы подрезаны и поставлены в древний расписной горшок, свежая пища – убрана в буфет. Другие сокровища сложили на комоды и ночные столики.

Арлен прожил в Лощине больше года и хорошо узнал лесорубов, пока учил их защищаться от демонов. Он понимал ценность этого имущества. Но он увидел и неистовую гордость в аурах дарителей. Искреннюю благодарность, любовь и… преданность.

Последнее поразило его пуще прочего. Эти люди сделают все, о чем он попросит, – не в знак боготворения, а из доверия. Сражаясь с ними бок о бок, Арлен утвердил себя, и лесорубы искренне верили, что он не подведет.

«И я не подведу, – пообещал он про себя. – Если демоны возьмут Лощину в новолуние, то лишь после того, как я погибну в попытке их остановить».

Шамавах подошла к розам и показала клочок бумаги, привязанный на петельку к горшку.

– На каждой вещи есть имя дарителя. Я обращусь к Эрналу Свитку и принесу тебе на подпись благодарственные письма.

Ренна оцепенела, и ее запах изменился. Обоняние казалось примитивным после чтения аур, но обостренные чувства Арлена даже при свете дня поставляли ему непрерывный поток информации обо всем, что его окружало. Он почуял ее страх так же явственно, как дерьмо на сапоге.

Сердце сжалось от сострадания, и ему не понадобилось всматриваться в образ, чтобы понять причину. Как большинство в Тиббетс-Бруке, Ренна не умела ни читать, ни писать.

Арлен отвернулся от Шамавах и произнес так тихо, что расслышала только Ренна, чей слух стал столь же острым, как у него:

– Не волнуйся, Рен. Я успею научить тебя писать твое имя, а скоро начнешь и читать.

Ренна быстро глянула на него, улыбнулась, и запах стал ароматом благодарности и любви.

– Надо бы и для Гареда что-нибудь сделать. За его поддержку.

– Надо, – согласился Арлен.

– Для меня будет честью выбрать барону подарок, – предложила Шамавах.

– Спасибо, я и сам справлюсь, – покачал головой он.

Шамавах поклонилась.

– Граф подарил тебе очень красивое ожерелье, – обратилась она к Ренне. – Ты уверена, что хочешь с ним расстаться?

«Начинается», – подумал Арлен.

Ренна подошла к зеркалу и восхищенно погладила камни кончиками пальцев. Арлен обонял ее удовольствие и различил тихий вздох.

Прикосновение стало прощальным. Ренна кивнула и сняла ожерелье:

– Негоже щеголять такой роскошью, когда столь многие нуждаются.

– Не стоит недооценивать вдохновение, которое черпает народ из вождя, одетого в пышный наряд, – заметила Шамавах. – Но если твое благороднейшее желание искренне, я буду счастлива приобрести эту вещь. Могу заплатить монетой или, если угодно, едой и скотом с доставкой к нуждающимся.

Ренна взглянула на нее, и Арлен поразился: ее запах сообщил о чистосердечной вере в доброту красийской женщины.

– Ты правда окажешь нам такую услугу?