Дневная битва

Аура Инэверы полыхнула изумлением, которое сменилось досадой из-за того, что торжество в честь изготовленного ею чуда не состоится и ей не удастся подразнить его демонстрацией, раскрывая секреты малыми порциями.

«В следующий раз пусть порадуется, – упрекнул себя Джардир. – Таким подарком она заслужила это тысячекратно».

К его удивлению, Инэвера рассмеялась. Не надменным смешком, который рассыпала повсюду, а подлинным смехом, искренним и заразительным. Во всем творении Эверама не существовало звука прекраснее.

– Ты не перестаешь меня поражать, Ахман, – изрекла Инэвера. – Всякий раз, как у меня возникают сомнения, ты напоминаешь, что и правда являешься шар’дама ка.

Джардир мог усомниться, но ее аура налилась гордостью, и он понял, что каждое слово произнесено всерьез. Он погладил ее по щеке и увидел дрожь, что пробежала через ее дух от его прикосновения.

– Я прекрасно понимаю… Дамаджах. – Он склонился, поцеловал ее и почувствовал, как сам вспыхивает от излучаемой ею страсти.

Инэвера могла лгать, когда считала это необходимым, но ее любовь подлинна. Чего еще можно желать мужчине от дживах ка?

Джардир прервал поцелуй, и она отступила на шаг, обуздывая чувства. Он подивился ее самообладанию, следя, как жаркий хаос в ее ауре стремительно остывает и упорядочивается. Сейчас не до того.

– К твоему священному трону добавлен череп князя алагай, что усиливает метки, которые веками украшали черепа шарум ка, принявших мученическую смерть, – объяснила Инэвера. – На трон пошел почти весь электрум…

– Почти? – с улыбкой переспросил Джардир.

Инэвера осклабилась в ответ и показала кости, надежно заключенные в ослепительно-белый металл.

– У тебя свои орудия, а у меня теперь – свои.

Судя по ауре, она одела не только кости, но пусть хранит свои секреты. Она – его Дамаджах, и ей подобает обладать личным могуществом.

– Прав я был, что отдал металл тебе, – заметил Джардир. – Аббан, несомненно, нашел бы ему толковое применение, но никогда не подумал бы ни о чем настолько…

– Бескорыстном? – предположила Инэвера, и он невольно рассмеялся.

– Неприбыльном, – согласился он.

– Я не доверяю хаффиту, муж мой.

– Аббан мне верен так же, как ты.

Инэвера покачала головой:

– Он верен в первую очередь себе, а тебе – во вторую.

– То же самое можно сказать и про тебя, невеста Эверама.

– Служить перво-наперво Создателю – совсем другое дело.

– Да, – согласился Джардир. – И нет. Ни один смертный не может по-настоящему верить другому, любимая. И все же нам придется найти способ, если хотим выиграть Шарак Ка. Ущерб – против нас. Настало время схватиться с тьмой, а не заботиться о нацеленных в спину отравленных клинках.

Инэвера открыла рот, чтобы ответить, но Джардир приложил палец к ее устам:

– Ты – невеста Эверама, жена моя, но и я не чужд веры. Не только в Создателя, но и в Его детей.

– «Верой корзину не сплетешь» – так говаривала моя мать, – заметила Инэвера. – Создатель помогает тем, кто этого заслуживает.

Ее аура назвала его храбрым болваном.

– Создатель помогает, – повторил Джардир. – Неужели ты считаешь, что мы случайно нашли священный металл Каджи за считаные недели до величайшего испытания моего правления? Мы сражаемся с Най не одни, даже если Эверам не убивает алагай собственноручно. И если я призван спасти мир, то обязан верить, что, несмотря на все наши различия, никто не желает отдать его алагай.

Инэвера воздержалась от продолжения спора, но аура показала, что она осталась не убежденной.

– Твоя мать была корзинщицей? – спросил он в попытке сменить тему. – А я думал, дама’тинг.

Аура Инэверы пошла вразнос. В ней светились и потрясение, и страх, и тайна. Достаточно, чтобы породить у него массу вопросов, но мало, чтобы ответить на них. Не то же ли самое испытывает она, когда читает по алагай хора?

– Ты никогда не говоришь о своей семье, – поднажал он, пристально наблюдая.

Аура выдала отчаянный поиск способа уклониться от ответа и переменить тему Распространила запах загнанного в угол зверя, готового скорее бежать, чем драться. Но вот грудь несколько раз мерно поднялась и опала, после чего по ауре прокатилась волна спокойствия.

– Большинство дама’тинг – дочери нашего ордена, – сказала Инэвера. – Некоторых – немногих – призывают кости во время Ханну Паш. Будучи призваны, мы разрываем все связи с близкими, и им неизвестна наша судьба с момента разлуки.

Поразительно. Каждое слово – правда, но в целом аура изобличила ложь.

– Но ты не оборвала.

Инэвера улыбнулась. Заученное отвлечение, пока она дышит и возвращается в состояние безмятежности. Ей интересно, как много он знает и не шпионил ли за ней. Она тщательно подбирала слова и не желала открывать больше, чем хочет.

Джардир утомился от этой игры.

– Хватит прикидываться, дживах.

Его тон оказался резок, и она уцепилась за это, дабы использовать в качестве повода озлиться и уклониться от предмета. Ее брови сошлись в грозовую тучу – прием, которым владела в совершенстве.

Джардир улыбнулся:

– И это тоже прекрати.

Он подошел и обнял ее. Она напряглась и притворно упиралась, когда он привлек ее ближе.

– Ты любишь меня, дживах?