С Джайаном и Копьями Избавителя он направил коня к стене внешнего города, где, судя по предсказанию Инэверы, должна завязаться самая жаркая битва. Она не сумела определить участок первого удара, но в многочисленных вероятностях будущего присутствовало одно и то же поле, усеянное трупами. Джардир молился, чтобы они не угодили в ловушку.
Он услышал щелчок бича, обернулся и увидел длинный строй чинов, марширующих к стене. Их были сотни, легко вооруженных и едва защищенных, с мечеными копьями и маленькими щитами, но все держали оружие неуверенно. Все – в кандалах, соединенных длинными, продетыми в железные петли цепями, и страх их был осязаем. Эти люди покорно двигались навстречу смерти, охваченные ужасом перед одиноким путем. Многим даже не хватит отваги сразиться. Они растекутся перед алагай, словно вода по камню.
Джардир придержал своего белого скакуна, другие тоже остановились.
– Кто эти люди?
– Чины, которые хотели уклониться от призыва на алагай’шарак или опозорились в ночи, – ответил Джайан. – Их прикуют, как най’шарумов. Если не хотят сражаться ради чести, пусть бьются за свои жизни.
– Стоять! – крикнул Джардир погонявшим строй шарумам, и люди замерли.
Все взоры обратились к Джардиру, тот легко спрыгнул с коня, чтобы его видели все. И посмотрел на обреченных.
– Ваши рачители лгали вам! – прогремел он, прибегнув к мощи Короны, и его голос разнесся далеко в сумерки. – Еще когда вы кормились от материнских грудей, они твердили, что алагай – это мор, насланный Создателем за грехи человечества! Говорили, что вы заслуживаете этого, что у вас нет выбора, кроме как сжиматься, прятаться и ждать прощения и искупления!
Он всмотрелся в них, позволил взглянуть в свои глаза.
– Но Эверам любит своих детей и не проклял бы нас столь жестоко. Да, алагай – чума, но посланная Най, врагом, и никакого искупления не будет тем, кто ежится и увиливает! Оно уготовано мужам, которые примут бой, сразятся с детьми Най на Его Ала так же, как Эверам борется с Нею на небе!
Месяц назад он счел бы бессмысленным говорить с такими людьми, но сейчас читал в их сердцах и знал, что они устали проклинать себя за алагай; устали слушать, что потеря крова и близких есть наказание, которое они сами на себя навлекли. Они хотели уверовать, но его народ обошелся с ними не лучше, чем демоны, и лишил присутствия духа. Они отдадут что угодно – лишь бы снова почувствовать себя людьми.
– Вы видели, как мой народ сражается с алагай, – продолжил Джардир. – Вы знаете, что это возможно. Да, мои люди обучены, но главное – у них есть отвага. Отвага рождается не от копий, а от понимания того, что они борются не только за себя. Они сражаются за жен и матерей, сестер, дочерей и сыновей-младенцев. За стариков и больных.
Он обвел строй землепашцев Копьем.
– На вас оковы, потому как мои воины не верят в вас. Они считают, что вы не постоите даже за себя, и собираются приковать вас на пути у алагай. – Он показал на стену внутреннего города. – Но за этими стенами находятся не только наши женщины и дети! Я оказал покровительство всем, кто не может воевать, даже землепашцам! Они живут в тесноте, но в безопасности, пока мы удерживаем стены.
Он уловил перемену в людских сердцах и уцепился за нее, воздел Копье и обратился к его мощи, чтобы оно ярко засияло магией.
– Я выступаю в ночь сразиться за ваш народ! О том же прошу и вас, но если у вас нет мужества, вы мне сегодня не нужны.
Он наставил Копье на середину строя, оно разожглось еще пуще, и люди в ужасе прянули в стороны, открыли участок цепи. Джардир начертил острием метку, с кончика сорвался шар белой энергии и разорвал звенья.
– Стойте или бегите, – прокричал он, – но помните: вы мужчины, а не собаки!
Страх и сомнение в душах людей сменились благоговением, и многие упали на колени. Шанджат, что сидел на черном коне, воздел копье:
– Избавитель!
Другие шарумы подхватили это, за ними – коленопреклоненные чины, а мигом позже и остальные. С каждым выкриком они вздымали копья, и их голоса уносились далеко в ночь.
– Вот голоса мужчин! – громыхнул Джардир. – Прислужники Най услышат вас и задрожат от страха!
Он впрыгнул в седло, пришпорил коня и устремился к стене, сопровождаемый Копьями Избавителя и сотнями ревущих чинов.
– Прокляни меня Эверам, – пробормотал Керан с многослойной стены, откуда наблюдал за маршем шарумов. – Наступил Ущерб, а я стою здесь, бесполезный.
– Чепуха, – отозвался Аббан. – Избавителю нужно, чтобы его кузницы и стеклодувни охранялись, – иначе как вооружаться после Ущерба? Да и битва, глядишь, тут завяжется.
Керан покачал головой:
– Ты хорошо укрылся, хаффит. Это место не имеет никакого тактического значения, и алагай незачем штурмовать твои стены. А они, – постучал он копьем, – прочнее, чем во внутреннем городе. Мастеровые Избавителя в безопасности.
Он произнес «мастеровые» так, будто не мог избавиться от гадкого привкуса.
– Сам же заявил, что не готовы ни люди, ни ты, – напомнил Аббан. – А с новой ногой ты и двух недель не отходил.