Мелан долго простояла с распахнутыми глазами. Затем подошла деревянной походкой и шагнула в объятия, она пыталась сделать их ритуальными, но Инэвера стиснула ее крепко отчасти с целью закрепить момент, отчасти – чтобы сковать опасную клешню.
Медленно, а потом все более бурно, как будто прорвало плотину, Мелан зарыдала.
В день, когда Джардир облачился в черное, Инэвера первая из тех, кто носит белое, направилась по коридорам дворца дама’тинг в крыло дамаджи’тинг.
Она повстречала группу невест, и те с готовностью уступили дорогу, плавно и четко, напомнив Инэвере стаю птиц. Первыми посторонились самые юные и наименее влиятельные, последними – самые почтенные и могущественные.
Чайные интриги. Кеневах исправно устраивала чаепития по случаю Растущей Луны и пристально следила за рассадкой, чтобы женщины знали свое место по отношению к ней. В ближнем круге изменения случались редко, но те, кто сидел дальше, пересаживались часто и постоянно боролись за повышение в статусе. Дама’тинг тратили бесчисленные часы в поисках возможности произвести впечатление на дамаджи’тинг и ее ближайших советниц.
Инэвера сдержала насмешку. Она упорно перемещалась за столом и по прошествии лет воссела по левую руку от Кеневах, уступила только Кеве, которая сидела справа. Сплетни и интриги невест не имели для нее значения. Грядет Шарак Ка, и она не потерпит мелочных дрязг, рожденных надуманными обидами, и разговоров о том, кто и с какого дама снял бидо, вхож ли этот дама к андраху, сколько у него золота в кошельке и жен в гареме.
В глазах некоторых отказ от игрищ за чаепитием лишь возвышал Инэверу. Что у нее за тайны, раз она держится выше дворцовых интриг? Большинство чуралось ее, считая – оправданно, – что она знает нечто, неведомое другим.
Но кое-кто усматривал в ее стратегии слабость. Кеневах – мастерица стравливать невест и тем, что посадила Инэверу слева под покрывалом еще не черным, а белым, показала, что та не объявлена ее наследницей официально. Многих это подвигло на пересуды – мол, Кеневах не уверена в способности Инэверы возглавить племя. Может, убить ее и объявить преемницей Кеву, если кости не укажут на кого-то другого?
На Инэверу уже покушались. Трижды травили еду и питье. Однажды в постели обнаружилась туннельная гадюка, а в следующий раз на нее бросился с ножом евнух.
Кости неизменно предупреждали ее. Гадюку она поймала и заперла и притворилась, будто усвоила яды без всяких последствий. Евнуха убила и не дала никаких объяснений, кроме того что он ее оскорбил. Большего от сестры и не требовалось.
Инэвера не мстила и не искала виновных. Какая разница, кто подстраивал пакости – сама дамаджи’тинг или сестры, почуявшие ее слабость? Ей некогда готовить яды и распускать ответные слухи. Если кости предупреждают, значит Эверам благосклонен к ней, а потому бояться нечего. Что такое отношение сестер-жен по сравнению с покровительством Эверама?
Ее волновал только Ахман. Она пеклась о его благополучии и готовности уцепиться за власть, когда выпадет случай. Сеяла семена этой власти. Если дать ему развернуться в полную силу, все красийские политики обратятся в ничто. А если нет, через поколение ее народ истребят.
Но сегодня он получил покрывало, и приоритеты изменились. Ночуя в Шарик Хора, Ахман оставался цел и невредим. Мало кто знал, что он там, а под храмом костей не идет алагай’шарак и нет соперника, могущего нанести удар.
Однако отныне он стал кай’шарумом, ему предстояло вести людей в ночной бой. Инэвера не сильно боялась за способность Ахмана противостоять алагай, но его мастерство и доблесть быстро заметят другие кай’шарумы и шарум ка. Дама, возможно, и не убоятся столь многообещающего воина, прошедшего их собственную подготовку, – до поры, но более могущественные шарумы увидят в нем угрозу своему положению. Шарумы не вершили дела посредством ядов и скрытых ножей, но стоит ему проявить слабость, и они набросятся на него, подобно стае волков.
Она должна быть рядом, ежедневно вычислять его шаги и отгонять смерть. Он нуждается в ней, а Красии – в нем. Избавитель не обойдется без узды.
«Сделай его мужчиной».
Эти слова аукнулись ей, когда она принудила Ахмана к обручению, а трепет, который испытала после первой ночи, связал ее не только с Эверамом. Невежественный и всего несколько лет назад немногим отличный от дикаря, Джардир теперь обсуждал тактику, стратегию и философию с мудрейшими дама, а в шарусаке не знал себе равных.
И он был красив. Она томилась по нему долгие часы, пока наблюдала, как он вырастал из бидо и превращался в зрелого мужа. Ей не терпелось расплести на брачном ложе собственное бидо и впредь уже никогда не завязывать проклятую штуку.