Работать пришлось в течение нескольких часов в очень неудобной позе, стоя на коленях над скелетом. Вот так! — сказал Михаил Александрович и, неожиданно соскользнув с кресла, стал на колени на паркетный пол комнаты. — У меня потом долго ноги болели, как после верховой езды, — добавил он, снова садясь в кресло и улыбаясь мягко и застенчиво. — На кусках папируса виднелись черные, написанные чернилами буквы, — продолжал он. — Можно было даже разобрать, что это греческие буквы. Впрочем, только на некоторых кусках они проступали четко, а на большинстве были едва заметны. Я опрыскивал куски папируса, но состав не впитывался, папирус не твердел. А ведь случай исключительный! Что же делать? Отложил пульверизатор, взял себя в руки, стал обдумывать.
Очевидно, в том-то и дело, что случай исключительный. В музее при консервации папирусов мы встречаемся с совершенно чистыми экземплярами, а этот мог пропитаться продуктами разложения, был покрыт пылью и прахом тысячелетий…
Решил сделать раствор более концентрированным. Вместо однопроцентного стал опрыскивать двухпроцентным. Никакого результата. Все больше и больше усиливал концентрацию, но ничего не получилось. И лишь когда я взял почти четырехпроцентный раствор, папирус, наконец, начал твердеть.
А потом я увидел на кусочке глины отпечатки черных букв с папируса. И тут мне стало не по себе. Понимаете, египтяне применяли водостойкие чернила. Но ведь это писали не египтяне. Письмена греческие. Что, если здесь пользовались неводостойкими чернилами? Ведь я опрыскивал папирус водным раствором! Ткань папируса закрепилась, но буквы могли исчезнуть!
Внимательно в сильную лупу рассмотрел я кусочек глины с буквами. Нет, это не отпечатки букв на глине. Просто папирус превратился в прах, и сохранились лишь исписанные буквами части его на кусочке глины. Чернила оказались водостойкими…
По окончании консервации папирус вынули из склепа; в Бухаресте я еще раз укрепил папирус. Удалось даже расслоить и разгладить часть свернутого в трубку свитка.
— А где же теперь папирус? — спросил я.
— Здесь, — ответил Михаил Александрович и раскрыл три лежавшие на столе белые коробочки.
Тщательно переложенные марлей, в них покоились темно-желтые и коричневые кусочки папируса и даже целая трубочка свитка. На некоторых кусочках можно было рассмотреть черные греческие буквы, на других они едва угадывались, на третьих были незаметны даже в сильную лупу.
— Румынские товарищи, — сказал Михаил Александрович, — попросили меня взять папирус в Москву, чтобы завершить консервацию и при помощи всех технических средств нашего музея прочесть и зафиксировать надпись. Вот и все. Это был самый исключительный случай в моей практике.
Я с трудом оторвал взгляд от папируса, спасенного для науки золотыми руками, знаниями и волей Михаила Александровича.
…Прошли месяцы напряженного труда. Извлеченный из склепа папирус был развернут, подвергнут тщательной реставрации и окончательной консервации.
Теперь перед учеными-палеографами и реставраторами стоит вторая важнейшая задача — восстановить полностью, насколько это окажется возможным, текст. Обыкновенное фотографирование папируса с применением самых различных мощностей и углов освещения не принесло желаемых результатов. Ничего не дали съемки и в отраженных ультрафиолетовых лучах. Слишком стертыми оказались многие буквы текста. Были использованы все современные достижения музейной техники. И вот, наконец, при многократных съемках в инфракрасных лучах начали отчетливее выступать полустертые, еле заметные буквы и следы от букв. Тайна папируса начинает раскрываться. Но много еще пройдет времени, много будет затрачено труда, прежде чем весь текст, написанный на папирусе, будет выявлен и сфотографирован. И тогда перед учеными встанет третья важнейшая задача — кропотливая работа над расшифровкой и прочтением текста более чем двухтысячелетней давности.
Пока можно высказать только некоторые предположения.
Склеп, в котором был найден папирус, расположен в некрополе у древнегреческой колонии Каллатиса. Человек, погребенный в склепе с золотым лавровым венком на голове и со свитком папируса в правой руке, был знаменитым греческим историком, известным под именем Димитриоса Каллатийского. На труды его не раз ссылались древние ученые, описывавшие побережье Черного моря. Никто не знал точно, когда и где жил Димитриос, где он умер…
А может быть, это был человек, оказавший какие-то огромные услуги жителям колонии, совершивший ради них замечательные подвиги и за это увенчанный лаврами, а на папирусе начертано описание его подвигов и заслуг…
Впереди еще долгая, тщательная работа. Но можно быть уверенным в том, что она завершится успехом. Опытные, знающие, упорные люди занимаются этим благородным и важным делом.
…Так редчайший документ, обнаруженный в античном склепе, оказался не только драгоценной реликвией прошлого, но и не менее ценным свидетельством братской дружбы и взаимопомощи ученых социалистических стран.
Дорога на Буков