Дневник

Тьфу ты черт! Нашли же время раздавать продукты. Дали по два хлеба на человека, черствых черно-красных, по два фунта манной крупы, по одному фунту сахару. Я отказывался от крупы, так как некуда брать. Но мне дали насильно, так как не хотят возиться с ней. Пришлось выбросить из кармана патроны и наполнить их манной крупой. Получил кусок мыла, ¼ фунта табаку, 5 коробок спичек. На 4 человека дали бочонок хороших жирных селедок. Я лежу на дне баржи, возле меня лежат продукты, куча патронов и винтовка, из карманов сыплется крупа и рассыпается по полу. Ну и порядки. Когда стояли в Катерлезе, ни разу не дали мыла, а здесь выдали, и, наверно, его бросим, так как некуда брать. Заснул как убитый. Проснулся от сильных толчков и шума. Все храпят, стало прохладно. Я влезаю под короткую шинель и хочу заснуть, не могу. Баржу сильно качает. Волны с шумом и стоном бьются о борта ее. Чувствую, что мы идем. Значит, мы куда-то едем. В трюме мерцает фонарь. Что делается наверху? Спотыкаясь через ноги спящих, я пробрался к лестнице. Вверху в люке показались звезды. Вылез наверх. Сильный холодный ветер сразу охватил меня холодом. Ночь была темная. Кругом баржи бушевали волны, спереди мерцал огонек, то взлетая, то глубоко погружаясь в воду, – это катер, который тащит нашу баржу. На палубе баржи мечутся два матроса и укрепляют буксирный канат. Баржу так сильно швыряет, что невозможно держаться на ногах. Кругом не видно ни огонька. Значит, мы в открытом море. Холодно, лезу вниз, хочу заснуть, не могу. Баржу сильно качает. И в такт качки слышится:

«Бум! Бум!» – как будто бы разрыв снаряда.

«Бум! Бум!» – гудит железо баржи.

Наши тоже просыпаются, спать невозможно.

– Канат оборвался! – несется крик сверху.

– Закрепи кормовой!

«Ну, видно, пришла моя смерть, – подумал я, – не погиб в Новороссийске, так здесь погибну в волнах». Я уже наметил доску, крышку с люка, в случае чего – прямо на эту доску, и поплыву.

– Руби носовой! – несется с борта.

– Есть!

«Бум! Бум!»

Что это такое бьется? Разглядел. В углу стоит баран. Кто его везет, не знаю. Он уперся лбом в железную стенку. Баржу качнет вперед, он откидывается назад. Баржу качнет назад, а он подается вперед – и лбом «бум!» в железную стену баржи. Звук такой, будто снаряд разрывается, и так несколько часов подряд. Волны перекидает через баржу и обдает нас водяной пылью. Снизу под нами булькает пресная вода в резервуаре и просачивается через пол. Уже невозможно лежать, целая лужа. Вылазим наверх. Наверху адский холод. Нашу баржу несколько раз отрывало от катера, катер пыхтит, гудит и кружится возле нас, сам ныряя под волны. Никогда еще я не испытывал такого страха, как в эту ночь. А вдобавок еще холодно. Действительно права пословица: кто на море не бывал, тот и Бога не видал! А тут еще ночь усугубляла страх. Утро 31 марта[90] настало солнечное, теплое, но ветер не унимался. Баржу качало вовсю. Она плавно то вздымалась на волне, то опускалась вниз. Оказывается, мы идем в десант. Будем высаживаться, как говорят, около Таганрога или Мариуполя. Это хорошо, все же мне домой ближе. Нас тащит колесный катерок «Меатида». На нем человек 5 команды, да на нашей барже человека 4. Все молодые и неопытные. Идет нас, алексеевцев, человек 150, да самурцев человек 150, да человек 20 юнкеров Корниловского военного училища[91]

. Итого, если наберется человек 350, то хорошо. У нас винтовки и несколько легких пулеметов, где-то, говорят, еще идет корниловская полубатарея и начальник нашей бригады полковник Звягин[92].

Утром я совсем успокоился. Лежу на грязном полу трюма. Солнце через люк пыльным столбом светит на дно баржи, колеблясь от качки, освещая то железную рельсу-стойку, то сбитую ногами деревянную лестницу. Я с Гильдовским едим селедки. Селедок целый бочонок. Едим только жирную спинку, а остальное выбрасываем. Вылазим наверх. Наша «Меатида» пыхтит, ныряя в волнах. Солдаты и офицеры лежат на палубе, греясь на солнышке, и курят, все курят. Ведь табаку много.

Я лег с Гильдовским на деревянных сходнях и закурил. Куда-то мы попадем? Покурили, попили хорошей воды. Воды много. И опять принялись за селедки. В полдень «Меатида» свернула в сторону, или ветер повернулся. То ветер дул в лоб, а теперь дует справа. Баржу стало относить в сторону, и «Меатида» ничего не могла сделать. Решила тащить на буксире сбоку. Укрепили двумя концами и с носа, и с кормы. Едва корму укрепят, на носу лопнет канат, нос укрепят, на корме лопнет. Один раз на носу лопнул, баржу повернуло кормой к «Меатиде».

– Руби! Руби! – завопил в рупор капитан «Меатиды».