Дневник. 1873–1882. Том 2

Ha днях, при ночном обыске в одном доме в Петербурге, случайно напали на типографию во время работы: печатались листки революционного издания «Народная воля». В квартире находились пятеро, в том числе две женщины; все они пробовали обороняться револьверами, но все-таки были взяты, кроме одного, успевшего застрелиться. Случай этот составляет предмет общих толков в городе уже несколько дней. Предполагают, что лишивший себя жизни был одним из главных деятелей подпольной работы. Однако ж до сих пор еженощные обыски и беспрестанные аресты не привели ни к какому положительному результату и только увеличивают общее неудовольствие и ропот.

Никогда еще не было предоставлено столько безграничного произвола администрации и полиции. Но одними этими полицейскими мерами, террором и насилием едва ли можно прекратить революционную подпольную работу, принявшую уже такие значительные размеры. Трудно искоренить зло, когда ни в одном слое общества правительство не находит ни сочувствия, ни искренней поддержки. Грустно видеть, какими мерами считается необходимым охранять особу государя, который ездит не иначе, как окруженный конвоем; шеф жандармов, генерал-губернатор, градоначальник и даже министр внутренних дел также ездят по городу с казаками.

Сегодня в манеже был последний смотр войскам гвардии.

23 января. Среда. Императрица прибыла благополучно в Петербург в 4 часа; государь с сыновьями и невестками встретил больную в Гатчине. Строго было запрещено кому-либо находиться на вокзале или во дворце, чтобы не обеспокоить императрицу. Однако ж граф Баранов, исправлявший в отсутствие графа Адлерберга обязанности министра двора, видел больную, когда ее вынесли из кареты и внесли во дворец. Приехав ко мне прямо из дворца, он говорил, что был поражен ее худобою и истощенным видом. С императрицей приехали великий князь Сергей Александрович и герцогиня Эдинбургская Мария Александровна.

24 января. Четверг. После доклада ездил я в Аничков дворец. К обеду был приглашен в Зимний дворец, вместе с Гирсом и князем Сергеем Николаевичем Урусовым. Императрица, конечно, не выходила из своей комнаты; она слишком слаба и никого еще не видит. За столом же были герцогиня Эдинбургская Мария Александровна и три брата ее – Алексей, Сергей и Павел Александровичи. Государь опять чувствует лихорадочное состояние.

От Сабурова получено еще одно письмо, в котором он дает отчет о своем первом свидании с князем Бисмарком. По-видимому, свидание это было холодное и бесцветное. Германский канцлер, предупрежденный, без сомнения, Радовицем, не затронул вопроса о дислокации русской кавалерии на прусской границе; но Сабуров сам навел речь на этот предмет и выразил удивление, что подобный неосновательный упрек со стороны германского правительства, несмотря на данные нами неоднократные объяснения, возобновляется сызнова при каждом случае. Князь Бисмарк свалил всё на Прусский генеральный штаб (подразумевая, собственно, графа Мольтке), которому будто бы наша дислокация не дает спать по ночам.

26 января. Суббота. Вчера мой сын отправился в Англию, куда командирован для испытания новых приспособлений к паровозам (рутьерам), двигающимся без железных рельсов. Если испытание даст хорошие результаты, предполагается употребить такие паровозы в значительном числе на первый раз в Закаспийской степи для перевозки тяжестей.

Сегодня после доклада я присутствовал при докладе князя Горчакова и Гирса. Получены новые известия от Сабурова, которые, впрочем, немедленно по получении князем Горчаковым посланы к государю и от него к наследнику цесаревичу, так что ни я, ни даже Гирс не видали еще этих бумаг. По словам же государя, Сабуров, донося о своих разговорах с князем Бисмарком, не затрагивал еще вопросов, составлявших предмет прежних его частных бесед с германским канцлером, который, по-видимому, не хочет теперь возобновлять переговоров, начатых им самим несколько месяцев ранее. Князь Горчаков прибавил, будто Бисмарк даже высказал Сабурову, что не слишком и дорожит удержанием за Германией Эльзаса и Лотарингии. Такому заявлению трудно поверить; можно полагать, что наш старик понял как-нибудь вкривь прочитанные наскоро донесения Сабурова.