Дневник А. А. Любищева за 1918-1922 гг.

Расширяя таким образом объем допустимого, я должен представить несравненно большие требования к понятию реального. На звание реального может претендовать только такое понятие, которое при своем распространении во все доступные области не терпит не только внутренних, но и внешних противоречий. Последнее ограничение кажется на первый взгляд излишним, но несомненно, что никакое мировоззрение не может обойтись с одним реальным понятием. Совместное же существование нескольких понятий, очевидно, требует (если мы признаем, что все понятия реальны), чтобы они не только каждое в отдельности, не страдали внутренними противоречиями, но чтобы между ними также противоречий не было.

Мне и в голову не приходило ограничивать допустимость в науке потенциально реальным, но это не относится к делу, так как не нужны именно потенциально реальные допущения для построения системы жизни.

Приведу примеры:

1) Понятие эфира, видимо, никогда не могло претендовать (объективно говоря) на реальность, так как страдало внутренними противоречиями всепроницаемость и абсолютная упругость; те лица, которые верили или верят в реальность светового эфира, очевидно, должны надеяться со временем доказать, что в этом никакого противоречия нет, т. е. что это только на наш взгляд кажется противоречием, пока это не доказано, всякий волен сомневаться в реальности существования эфира, даже если не было бы никаких опытов Майкельсона;

2) Наоборот, электромагнитная теория Максвелла, видимо, не испытывала внутренних противоречий, но явления ионизации явно не укладывались в эту теорию, несовместимую с парцеллированием электрических сил.

Мне кажется поэтому правильнее сказать, что не отрицая наличности реальных факторов, мы не вправе требовать, чтобы исследователи оперировали только с ними. (Это не по адресу, но совершенно верно). Это послужило бы невероятным тормозом науке, так как реальный фактор во всей полноте чрезвычайно трудно доступен и может вообще, может быть достигнут только асимптотически. Допустимые факторы являются в той или иной степени отображением реальных и чем полнее это отображение, тем больше прав на реальность получает фактор. Известны ли нам в настоящее время действительно реальные факторы, я не знаю: напрашивается мысль, что таким является гравитационная сила, но возможно, что и здесь мы имеем только отображение иного, более богатого содержанием агента.

Вообще, несмотря на возражения, я все более укрепляюсь в правильности моей формулировки витализма. (Но ведь ваша формулировка совершенно не положительна, так как она оставляет в стороне вопрос, в чем особенности закономерностей). Я считаю одним из главных ее достоинств то, что она внутри себя заключает все дальнейшие выводы и потому является утверждением положительным, между тем, как формулировка Гурвича по существу отрицательна. В формулировке Гурвича непосредственно не содержится того, что, по-моему, является наиболее ценным в витализме: указания, что витализм является одновременно и более закономерным учением и в то же время предоставляет несравненно больше свободы в выборе этих закономерностей, чем механизм; формулировка же Гурвича представляет из себя отрицание закономерности (правда механистической) и никакого указания на наличность специально витальных закономерностей не содержит. Поэтому искание закономерностей, например, в системе или филогенетическом развитии организмов требует особого указания.

(Но ведь моя характеристика практического витализма и не хочет давать его содержания, а лишь метод, благодаря которому биология лишь начинает заполняться новым «виталистическим» содержанием, например, моей «Морфе»).

Если считать, что действительно витализм состоит в признании специфически витальных закономерностей, то делается понятным, почему до сего времени витализм оставался натурфилософским, а не естественнонаучным учением: виталисты не могли еще подойти к подступам чисто биологических проблем и потому искали витальных закономерностей там, где их не было. Реванш механизма возможен в том случае, если окажется, что многие биологические проблемы разрешимы физико-химическим путем. Не следует думать, что такое торжество будет окончательным, так как расчистив поле от казавшихся специфическими проблем, мы будем в состоянии еще глубже войти в область биологии. Научная биология совпадает с витализмом; успехи, достигнутые в физиологии Гельмгольцем и т. д. по существу не являются разрешением биологических проблем, а приложением физики к биологии.

Симферополь, 12 июня 1919, 21.25–30 мин