Дневник А. А. Любищева за 1918-1922 гг.

В области физиологии чувств интересно указание, что работа художника Турнера по точности (стр. 248) превосходит изготовление оптических инструментов. Очевидно, мускульное чувство идет впереди зрения.

Симферополь, 23 июня 1919, 18 ч. 30 м

Вчера был на публичной лекции А. Г. Гурвича «Современное состояние дарвинизма». Хотя я и записывал кратко ее содержание, но не буду его излагать, так как остался ею очень недоволен, и из разговора с А. Г. выяснилось, что я многое у него не понял. Начало лекции было очень многообещающим и в сущности им можно было бы воспользоваться для развития эволюционных идей совсем в другом направлении. Именно, Гурвич указал, что дарвинизм постулировал происхождение всех органических форм из одной, что является недоказуемым, маловероятным (и во что в настоящее время совершенно не верят), но что этот постулат был нужен дарвинизму в связи с его мировоззрением. Именно с точки зрения дарвинистов и механистов наиболее вероятным является наиболее простой путь, именно не развитие организмов путем осуществления заранее задуманного плана, а путем нагромождения заранее задуманного плана, а путем нагромождения единичных, случайных факторов; этот путь кажется простым потому, что исключает вопрос о разумном творце органического мира. Это безусловно верно, и последовательный дарвинизм, конечно, требует монофилетического происхождения организмов. Отсюда, мне кажется, и следует строить самую серьезную критику дарвинизма, критику не только разрушительную, но и творческую, именно указанием, что наличность определенных путей развития исключает теорию естественного отбора. Между тем, Гурвич даже не упомянул о наличности в развитии организмов определенных путей, а считает, что наряду с двумя указанными возможностями существует третья, по которой развитие организмов есть однозначное следствие параллельной эволюции среды и вообще вселенной.

Другой, по-моему, совершенно неверной идеей является представление (о чем Гурвич заявил в начале лекции), что Дарвин дал почти все положительное содержание дарвинизма и последователи его могли только повредить, почему изложение современного состояния дарвинизма почти всегда сводится на критику дарвинизма. Это опять-таки совершенно неверно: по-моему, лучшим выражением дарвинизма является не Дарвин, а Уоллес и Вейсман, в особенности последний, сделавший все последовательные выводы из дарвинистического мировоззрения. У нас склонны считать известной слабостью то обстоятельство, что Дарвин, первоначально придавший большое значение мутациям, потом от них отказался: это было необходимо, так как Дарвин, как последовательно мысливший человек, не мог отказаться от признания несовместимости мутаций (спортс) с его основным учением. Точно такое же отношение мы видим и по отношению к монофилетическому происхождению. Пока еще теория Дарвина не была достаточно продумана, полифилетическое происхождение допускалось (например, Геккелем и др.), но потом, когда ясно увидели, что эти две вещи несовместимы, возможность полифилетического происхождения отметалась, как явно еретическая. Обратное доказательство полифилетического происхождения организмов есть вместе с тем опровержение селекционной теории.

Мне кажется, что для всех научных теорий является правилом непоследовательность их творцов. Даже самый широкий ум не в состоянии обнять всех выводов из своих положений и потому он бессознательно допускает противоречия (так как обыкновенно великие умы замечают и противоречия). Последователи их, развивая учение, находят непоследовательности и отвергают их, но благодаря этому открывают слабые стороны теории, которая оказывается несовместимой со многими очевидными фактами. Упреки, что ученики испортили теорию совершенно неправильны, так как в критическом положении теории виновата она сама, а вовсе не ее последовательный адепт.

Симферополь, 1 июля 1919 г., 20 ч. 30 м. — 1 ч… 20 м

Об университетском уставе