Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте, 1942–1945

Обер-лейтенант Денк поджег еще один самолет, но при наборе высоты произошло нечто ужасное. Он был на высоте 200 метров, когда его Bf-109 получил серию попаданий из счетверенного пулемета и взорвался. Горящие обломки самолета упали в середине летного поля. Я был почти парализован от шока. Что я должен делать? Можно ли кого-нибудь эвакуировать отсюда? И как я теперь найду дорогу домой? Дважды облетев аэродром на безопасном расстоянии, я затем попробовал дрожащей рукой найти свою карту, которую раньше запихнул под кресло. Когда я достал карту, то лихорадочно попытался сориентироваться. Одно было ясно: я должен покинуть это ужасное место. Без всякой сверки с картой я полетел вдоль железнодорожной линии, которая вела в юго-восточном направлении.

Если бы облака были выше, я, может быть, смог бы найти дорогу. Но я не мог подняться выше 400 метров, что колоссально усложняло ориентацию. Через несколько минут полета я начал сомневаться, что лечу в правильном направлении. Горы должны были быть южнее, но облака там опускались до самой земли. Я решил, что ошибаюсь, и, кардинально изменив курс, полетел по компасу на северо-запад. Возможно, я так мог достичь Ростова. Но вскоре пришлось отказаться и от этой идеи. То, что было моим спасением, несомненно, находилось на западе. Держа курс на запад, я должен был достичь Азовского моря и, если топливо закончится, смог бы повернуть к берегу и совершить вынужденную посадку.

Волна ледяного холода снова прошла по моему телу. Я посмотрел на часы и увидел, что нахожусь в воздухе больше часа; вероятно, красная лампочка горела уже в течение некоторого времени. Я совершенно забыл про нее. Когда эта красная лампочка на приборной панели загоралась, это означало, что топлива оставалось на десять минут полета. Если гибель моего ведущего поставила меня на грань нервного срыва, то последнего «открытия» было достаточно, чтобы заставить меня полностью потерять голову. Внизу были только русские, которые с изумлением смотрели на одинокий самолет.

Действительно ли подо мной была земля, или я уже был над заливом Азовского моря или затопленной Кубанью? Под собой я видел много воды, в которой плавали куски льда и снега, и несколько маленьких темных участков земли. Затем меня неожиданно пронзила мысль: «Если ты хочешь когда-нибудь вернуться на немецкую территорию, то должен выбрать место, приземлиться, выяснить, где находится линия фронта, и снова взлететь». Это была совершенно абсурдная идея, но я не видел никакого другого выхода.

Пока я искал подходящее поле, еще раз взвесил все свои шансы: для любого новичка взлет и особенно посадка на «сто девятом» были маленьким подвигом. Я же собирался попытаться сделать это, не зная направления ветра и состояния поверхности.

Я приготовился к приземлению. Было ясно, что самолет мог перевернуться, завязнув колесами в раскисшей земле. Я даже не осмеливался думать о трудностях взлета.

Передо мной было большое черное поле, по которому ехала телега с двумя женщинами и мужчиной.

«Ну, покажи теперь свою храбрость! — сказал я сам себе. — Шансы 95 к 5 против тебя!»

Я сделал над полем только один круг, а затем принял одно из самых трудных решений в своей жизни: садиться! Открыть створки радиатора, выпустить шасси, закрылки, шаг винта перевести на автомат, триммером сбалансировать перетяжеленный хвост и затянуть привязные ремни. Самолет сел на все три точки и спокойно покатился вперед. К счастью, земля оттаяла лишь приблизительно на пять сантиметров в глубину. Я прибавил газу и порулил к телеге. Когда я догнал ее, возница остановился. Оставив двигатель работать, я расстегнул ремни и вылез наружу с пистолетом наготове.

Держа местных жителей под прицелом пистолета, я спросил их по-русски: «Есть ли поблизости немецкие солдаты?» Они несколько раз повторили: «Далеко, далеко» — и все показывали в одном направлении. Это было немного. Однако посадка имела один положительный результат: она дала мне возможность успокоиться, а успешное приземление сильно увеличило мою уверенность в себе.

Нельзя было терять времени. Я снова забрался в самолет. Взлет прошел гладко. Курс, который мог спасти меня, был юго-западным. Приблизительно через пять минут бреющего полета я снова увидел внизу русских солдат. Они бросились на землю, разглядев свастику. Оценив их численность, я сделал вывод, что должен быть около линии фронта. Внезапно мой самолет оказался над городом. Летя ниже кромки облаков, я, несмотря на сильный зенитный огонь, считал выходившие из города железнодорожные линии. Их было пять, расходившихся в форме звезды. В этот момент я понял, что бывал здесь прежде. Я посмотрел на карту и начал сравнивать. На третьем круге я понял, что это должен быть Тимашевск. Только этот город, находящийся в 10 километрах от линии фронта на русской территории, имел пять железнодорожных линий.