Дневник из преисподней

Первые минуты нашего знакомства стали решающими во всей последующей жизни в мире принца Дэниэля, потому что самое первое впечатление о нем вдруг согрело мое полумертвое сердце. Его улыбка не оставила равнодушной пустоту внутри меня и я неосознанно потянулась к принцу, ощущая инстинктивное доверие. Как и милорд, Дэниэль излучал неимоверную силу, но она освещала мое израненное сердце, а не пыталась его поглотить.

Тот вечер был одним из самых прекрасных вечеров в моей жизни. У меня появились друзья, которых никогда не было в моем мире; свой дом, в котором я чувствовала себя в безопасности; свои приключения и даже враги. Я совершенно не задумывалась над тем, что ждет впереди, и не пыталась понять всю меру ответственности, возложенную на меня. Я лишь ощутила, как боль, когда-то заморозившая меня, вдруг покинула тело, а тепло от улыбки Дэниэля растопило лед, защищающий мое сердце.

Принц Дэниэль отказался ужинать, но соорудил себе огромный бутерброд и присоединился ко мне и Мастеру в нашем ночном бдении возле камина. Грэм принес чай, пахнущий мятой и апельсином, и мы пили его, глядя на огонь и слушая Дэниэля, делившегося новостями прошедшего дня. В какой-то момент его голос стал уносить меня в страну снов, и заметив это, Дэниэль просто нагнулся и поднял меня на руки, как ребенка, а затем отнес в спальную комнату. И я уснула прежде, чем моя голова достигла подушек.

Вспоминая первый день нашего знакомства, я вновь поддаюсь многим чувствам, объяснить которые очень сложно. Дэниэль легко и быстро завладел моими симпатиями, преданностью, дружеским расположением, словно давно и хорошо меня знал. Но было ли это правильным с учетом того, что различие наших миров означало и абсолютное несоответствие друг другу законов, по которым мы жили, и которыми руководствовались? Даже со временем, все больше и больше понимая его, я не могла избавиться от ощущения, насколько сильно он отличается от меня. Как правитель, он был безусловно предан своему народу. Как друг, он готов был пожертвовать всем ради меня и полагал само собой разумеющимся, что никакие сомнения не изменят этой жертвы. Но такой же жертвы он ожидал от меня в полной уверенности, что и я не испытываю сомнений.

В нем горел огонь, который во мне лишь тлел, но его отношение ко мне было отношением равного, а не старшего по должности или званию. Принц Дэниэль был человеком, рожденным спасать и защищать свою страну и свой народ, и его любовь к людям было более совершенной, чем моя. Он говорил: «Мой народ», а для меня они были простыми людьми. И Дэниэль был таким же безупречным, как и его брат, только его абсолютной противоположностью во всем, что касалось отношения к людям.

Обладая достоинством и благородством, словно он родился вместе с ними, принц Дэниэль вызывал во мне восхищение и желание служить ему, словно он завладел частью моего сердца. Оглядываясь назад, я думаю, что так оно и было. Совершенно не понимая, что означает служить и что означают преданность, верность и честь, я инстинктивно уловила их скрытый смысл и применила его в реальной жизни.

Меня не учили преданности, но я научилась выживать, ибо мой собственный мир, как жестокий зверь, всегда пожирал своих истинных детей, в ком еще сохранялось благородство, определявшее их жизнь. Выживание определило мое мировоззрение и мой характер, и оно же развило мои инстинкты – не самые худшие, а скорее лучшие из них. Инстинкты помогали разбираться в людях и в значении их поступков. И они же привели к одиночеству, потому что в своем мире я не встречала людей, подобных принцу Дэниэлю, и некому было научить меня чувству долга, честности или великодушию. Но инстинкты не ответили мне на вопрос, откуда рождены мои знания о добре и зле, понимание их смысла, и откуда рождена моя преданность принцу Дэниэлю? И почему я не могу отказаться от нее даже перед лицом своей смерти?

Иногда я думаю, что дело здесь не только в манерах или поведении принца Дэниэля, или его отношении ко мне. Дэниэль благороден не потому, что безупречно вежлив. Я тоже могу быть иногда безупречно вежлива, но тем не менее, сталкиваясь с глупостью и невежеством, несправедливостью и откровенной наглостью, мои "тормоза" просто не срабатывают, несмотря на неимоверные усилия, предпринимаемые для сдерживания гнева и подавления его в зародыше.

В отличие от меня Дэниэлю всегда были присущи спокойствие и уверенность, которые никогда не покидали его ни перед лицом опасности, ни в повседневной жизни. Даже при встрече с его братом они были неизменно преданы ему и составляли его неотъемлемую часть, словно он был рожден вместе с уверенностью, спокойствием и знанием, до которых мы доходим лишь по прошествии десятков лет, а то и целой жизни, или не доходим никогда.