Голый, я встаю, чтобы пойти в ванную. Мой орган подпрыгивает. Больно. Сильно больно. О’кей… его нужно держать на ходу — болезненно при движении.
Я осторожно, но довольно быстро иду по коридору так, как идут те, кто несколько секунд назад принял слабительное, и оно начало действовать: спешу, но бережно… быстрое передвижение при минимуме движения.
Несмотря на боль, наложение мыльного водяного компресса вручную не помогает сдержать фактор гиперстимуляции. Фактически это только его усиливает. А кольцо и не собирается шевелиться.
Хорошо… думай в темпе. Нет! Осторожней! Думай с величайшими предосторожностями.
Холодный душ.
Холодный душ для меня что солнечный свет для вампиров: болезненная, заставляющая ежиться и вызывающая ответную злобу жестокость, принуждающая отскакивать и отступать. Я его ненавижу. Но ввиду отсутствия другой идеи решаюсь на это.
Мои соседи, оставлявшие мне злобные и угрожающие записки на двери с пожеланиями мне рака или еще чего похуже, останавливавшие меня в коридоре, чтобы сообщить, что молятся по ночам, прося моей преждевременной кончины или выселения из дома, давно привыкли к необычным звукам, доносящимся из-за этих стен. Но даже я не был готов к тому варварскому реву, который я же и издавал под равномерным воз-X действием мучительно холодной воды. После нескольких секунд я принял неуклюжую позицию, которая в любых других условиях выглядела бы как продвинутое упражнение тайцзицюань или акт перформанса, отчаянно производимый с целью того, чтобы часть, предназначенная для обливания холодной водой, была тем единственным, что этой холодной водой обливается.
Никаких шансов. Давление воды только добавило боли к тому, что уже могло считаться агонией, а ее температура вызвала куда большее посинение. Теперь мы уже говорим о лиловости.
Что-то в моем подсознании, далеко-далеко в глубине областей животного инстинкта выживания, посылает мне тревожный сигнал, который каким-то образом без слов сообщает мне: «Черный — это мертвый». Если эта штука станет черной, то ее ампутируют. Не то же ли самое происходит при наложении кровоостанавливающего жгута? А что при обморожении? Так что же, черт, я делаю под этим ледяным душем? В том паническом состоянии, в котором я нахожусь, в моей голове мелькает идея каким-то образом использовать микроволновую печь. Я никогда не понимал, как на самом деле работает микроволновка, но, может быть, как-то…
Нет, в микроволновку нельзя класть металл. Металл! Какого черта я думаю о металле! Ведь я придумал положить мой член в микроволновую печь! А это не компактный мешок с сублимированным попкорном… это мой член, мать его!
Ясно как божий день, что я зашел за допустимые пределы, за рамки собственного благоразумия и жизненного опыта и по уши увяз в самом плохом смысле. Безысходность. Звони доктору.
Поскольку сейчас уже нерабочее время, мой звонок автоматически переключается на специальную справочную службу в его офисе.
— Кабинет врача.
— Я хочу поговорить с доктором.
— С вами разговаривает справочная служба. Это срочный случай?
— Довольно срочный.
— При необходимости срочного медицинского вмешательства звоните немедленно по телефону 911.
— Предпочтительнее бы не так. Я бы лучше поговорил с доктором напрямую. И немедленно.
— Я могу попытаться послать сообщение на пейджер, но невозможно с уверенностью сказать, сколько потребуется времени или ответит ли он вообще сегодня вечером. Если действительно требуется срочное медицинское вмешательство, то я очень рекомендую вам набрать 911.
— Послушайте, как вас зовут?
— Джером.
— Хорошо, Джером. Послушайте. Это срочный, но не угрожающий жизни случай. Но в то же самое время это чертовски опасный случай, только в личном плане. И я думаю, что, может быть, для решения проблемы нужен всего лишь прямой и откровенный разговор с доктором. Поэтому, пожалуйста, пошлите доктору сообщение прямо сейчас.
Джером задумывается.
— О’кей. Скажите мне ваше имя.
— Это Джейсон Галлавэй.
— А что произошло?
— Это между мной и доктором.
Теперь Джером задумался еще сильнее.
— Господин Галлавэй, я должен буду сообщить доктору о причине беспокойства.
— Просто скажите ему мое имя. Он поймет.
— Извините, господин Галлавэй, но в данное время доктор находится на ежегодном торжественном ужине с награждениями и фондю для членов клуба любителей рыбной ловли внахлест, и он оставил весьма точные инструкции, по каким случаям его следует беспокоить.
Я гляжу себе под ноги. Я закрываю глаза. Мне невыносимо куда-то смотреть. У меня полностью онемела та часть, которая предназначена чувствовать. Даже мои нервные окончания теряют надежду. Действительно ли он сказал «фондю»? А хрен с ним!
— Передайте доктору, что мой пенис почти полностью черный.
Джером думает с минуту, а затем начинает слегка хихикать.
— Ну и что такого, брат, мой того же цвета… никакой срочности. Он и так хорош.
— Для меня ясно, как кусок дерьма, что это — неотложный случай, брат мой. И дела обстоят крайне плохо. Все остальное у меня такое же, как было с рождения, — белое, как простыня.
А теперь поищи-ка этого проклятого доктора!