На борту было несколько интересных людей – корреспондентов, возвращавшихся из Испании. Они ехали в Соединенные Штаты, надеясь рассказать правду о деяниях Муссолини и Гитлера в этой древней стране. Это – непримиримые противники итало-германской интервенции в Испании. Я выразил сомнение в том, что им разрешат опубликовать в американской печати правду о событиях в этой стране.
В ночь под Новый 1938 год наш корабль отплыл из Саутгемптона в Нью-Йорк, куда мы прибыли 8 января, не встретив на своем пути сколько-нибудь значительного шторма. Еще до прибытия в порт более двадцати корреспондентов сумели пробраться на борт и стали засыпать меня вопросами. Пока я не приеду в Вашингтон и не побеседую с президентом и с Хэллом, я не могу сообщить им об обстоятельствах моей отставки или моего отзыва и даже сказать свое мнение о планах Гитлера.
При встрече с Рузвельтом я высказал ему свое отношение к Уэллесу и его методам, но президент хранил молчание. Хэлл в беседе со мной частично подтвердил мои догадки об истинных причинах моего отзыва вопреки договоренности, что я уйду в отставку в марте 1938 года. После того как я вернулся в Берлин 1 ноября, для меня, как и для моей жены, потратившей больше тысячи долларов на обстановку, было немилостью получить 23 ноября требование уйти с поста в январе. В государственном департаменте были и есть еще люди, чувствующие ко мне неприязнь или отвергающие принципы, которые я пытался отстаивать.
Со всех концов страны меня приглашают выступить. Я дважды выступил в Балтиморе, несколько раз в Нью-Йорке и во многих других городах, получая щедрые гонорары за свои труды. Когда весной все мои обязательства по этой части были выполнены, мы с женой вернулись на нашу ферму вблизи Раунд-Хилла в штате Виргиния.
28 мая моя жена против обычая не вышла к утреннему завтраку, и я обнаружил, что она умерла от сердечного приступа ночью в своей комнате. Это самый страшный удар, какой когда-либо выпадал на мою долю. Никто и не подозревал, что она серьезно больна, хотя наш врач в Берлине советовал ей медленно взбираться по лестнице. Ее сердечная болезнь была нетяжелой, но, выполняя общественные функции, она перенапрягла свои силы больше, чем я. Ей было всего шестьдесят два года, а мне шестьдесят восемь. И вот она лежала холодная и неподвижная, и ничего уже нельзя было сделать; я был страшно поражен и удручен и не знал, что предпринять.
Четыре с половиной года провел я в Европе, надеясь послужить своей стране. Трудно сказать, можно ли было что-нибудь сделать. Мировая война ничему не научила современный мир. Вместо того чтобы соблюдать мирные договоры 1919–1923 годов, почти все страны нарушили их. На подготовку новой войны ежегодно тратится вдвое больше денег, чем в 1913 году, хотя почти все страны и так несут невиданное в истории бремя долгов. Неужели нам предстоит новая мировая война? И сможет ли какая-либо крупная промышленная страна пребывать в изоляции?
Одновременно с приготовлениями к войне и доведением торговых барьеров до невиданного в современной истории уровня в Риме, Берлине и Токио установлен новый метод правления. На огромной территории не существует больше свободы религии, университеты потеряли свою самостоятельность. В одной лишь Германии уволено 1600 профессоров и преподавателей средних школ. В некоторых странах правители организуют травлю евреев, которых увольняют, изгоняют, бросают в тюрьмы и убивают. Несомненно, они временами наживались, но какая страна, какой класс свободен от подобных людей? Каждый, кому известны события 1914–1920 годов, должен помнить, что евреи храбро сражались по обе стороны фронта в этой ужасной войне, а некоторые выдающиеся представители этого народа пожертвовали миллионы долларов, чтобы спасти беспомощных и даже голодающих немцев в 1918–1920 годах.
Что может сделать какой-нибудь представитель Соединенных Штатов в огромной стране, где люди лишены свободы религии, где преследуется свобода мысли и творчества и непрестанно культивируется расовая ненависть? Демократические народы должны следовать своим идеалам, их представители должны стараться крепить международное сотрудничество и использовать каждую возможность, чтобы напомнить людям о важности сохранения всеобщего мира, лучших торговых связей и о значении демократической цивилизации, за которую народы боролись начиная с шестнадцатого века. Исходя из этих идей, я чувствовал, что, приложив все свое умение, должен представлять свою страну среди немцев, которые по своей природе являются самым демократичным народом в Европе.