Дневник посла

В тот же вечер я имею возможность уверить французское правительство, что русская армия продолжает свое движение на Кенигсберг и Торн со всей возможной энергией и быстротой. Значительное сражение подготовляется между Наревом и Вкрой.

Сегодня привезли во французский госпиталь в Петербурге адъютанта великого князя Николая Николаевича князя Кантакузина, раненного вблизи Гумбинена пулей в грудь. Доктор Крессон, главный врач, разговаривал с ним несколько минут: раненый еще весь полон наступательного пыла, который увлекает русские войска; он с горячностью утверждает, что великий князь Николай Николаевич решил какой угодно ценой открыть себе дорогу на Берлин.

Вторник, 25 августа

Немцы победили при Шарлеруа; кроме того, они нанесли нам сильный удар на юге Бельгийских Арденн, вблизи от Невшато. Все французские и английские войска отступают к Уазе и к Семуа.

Эти известия, хотя и просеянные цензурой, вызывают в Петербурге струю беспокойства, которому я противодействую как могу, воспользовавшись удачной выдумкой, которую Толстой приписывает князю Багратиону в «Вой не и мире». Это именно та удачная выдумка, которой следовало бы обрести место в духовном требнике всех главнокомандующих. Во время битвы при Аустерлице князь Багратион получал одно за другим тревожные сообщения. Он выслушивал их, сохраняя полнейшее спокойствие и даже с некоторым выражением одобрения на лице, словно то, что ему докладывали, было как раз то, чего он ожидал.

На севере Восточной Пруссии русские заняли переправы через реки Алле и Ангерап, германцы отступают к Кенигсбергу.

Третьего дня Япония объявила войну Германии. Японская эскадра бомбардирует Цзяо-Чжоу.

Среда, 26 августа

Французская и английская армии продолжают отступать. Укрепленный лагерь Мобежа окружен. Авангард германской кавалерии производит разведку окрестностей Рубе.

Я позаботился о том, чтобы эти события были представлены русской прессой в самом надлежащем (и, может быть, в самом истинном) свете, то есть как временное и методическое отступление, предшествующее будущему повороту лицом к неприятелю, с целью более спокойного и более решительного наступления. Все газеты поддерживают этот тезис.

Великий князь Николай Николаевич передает мне через Сазонова:

– Отступление, предписанное генералом Жоффром, совершено по всем правилам стратегии. Мы должны желать, чтобы отныне французская армия как можно меньше подвергалась опасности; чтобы она не поддавалась деморализации; чтобы она берегла всю свою способность к нападению и свободу маневра до того дня, когда русская армия будет в состоянии нанести решительные удары.

Я спрашиваю Сазонова:

– Скоро ли наступит этот день?.. Подумайте, что наши потери громадны и что немцы находятся в 250 километрах от Парижа…

– Я думаю, что великий князь Николай Николаевич намерен предпринять важную операцию, чтобы задержать возможно большее число немцев на нашем фронте.

– Без сомнения, в окрестностях Сольдау и Млавы?

– Да!

В этом кратком ответе, мне кажется, я чувствую некоторое умолчание. Поэтому я умоляю Сазонова быть более откровенным.

– Подумайте, – говорю я, – какой это серьезный момент для Франции…

– Я знаю это… И я не забываю того, чем мы обязаны Франции; этого не забывают также ни государь, ни великий князь. Следовательно, вы можете быть уверены, что мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы помочь французской армии… Но, с точки зрения практической, трудности очень велики. Генерал Жилинский, главнокомандующий Северо-Западным фронтом, считает, что всякое наступление в Восточной Пруссии обречено на верную неудачу, потому что наши войска еще слишком разбросаны и перевозки встречают много препятствий. Вы знаете, что местность пересечена лесами, реками и озерами… Начальник штаба генерал Янушкевич разделяет мнение Жилинского и сильно отговаривает от наступления. Но квартирмейстер, генерал Данилов, с неменьшей силой настаивает на том, что мы не имеем права оставлять нашу союзницу в опасности и что, несмотря на несомненный риск предприятия, мы должны немедленно атаковать. Великий князь Николай Николаевич издал об этом приказ… Я не удивлюсь, если операции уже начались.

Четверг, 27 августа

Немцы вошли в Перонн и Лонгви.

В Париже образовано министерство национальной обороны. Вивиани сохраняет председательство в совете, без портфеля; Бриан получил министерство юстиции, Делькассе – министерство иностранных дел, Мильеран – военное, Рибо – финансов и т. д. Два объединенных социалиста, Жюль Гед и Марсель Самба, входят в кабинет.

Эта комбинация производит здесь наилучшее впечатление. Ее толкуют в одно и то же время как блестящее свидетельство нашей национальной солидарности и как залог непреклонной решимости, с которой Франция будет продолжать войну.

Пятница, 28 августа