Дневник русской женщины

-- "Ах, какие у вас манеры!" -- "Вы не умеете держаться!" -- терпеть не могу я этих восклицаний Ал. Ник., не понимаю их, ибо легче мне просидеть над физикой три часа и выучить десять теорем, чем понять; восклицания эти для меня совершенная terra incognita. <...> Подавание руки, разговор, походка -- всё это имеет ведь свои названия, а в общем называется "манерой держать себя", так, что ли? В таком случае это похоже на сложение: каждое число имеет отдельное название, а сумма их -- другое, так, что ли? Слова эти даже неудобны, но без них почему-то не могут обойтись как отцы, так и матери, как гувернёры, так и гувернантки; других, я уверена, нет совсем в мире...

12 июля.

Ал. Ник. начинает говорить мне дерзости, и я насилу удержалась, чтобы не назвать её как-нибудь: слишком уж далеко начинает заходить. <...> Мама платит ей 30 рублей в месяц, а у нас гувернантки, знающие иностранные языки, получали 25 рублей, и если она откажется, -- ей скоро такого урока не найти, 30 же рублей в её семье большие деньги...

Эта изящная барышня, образец прекрасных манер и деликатного обращения, говорит дерзости своим же воспитанницам, зная, что мы не можем ей отвечать тем же, защищаться, и выходит похоже на то, что самый большой человек бьёт маленького невинного ребёнка. Так поступать нечестно или, иначе говоря, -- не по-рыцарски. <...>

19 июля.

Сегодня я одно выражение Ал. Ник. сравнила с выражением пьяного мужика и сказала ей. Поделом! В другой раз так не заговорит. Вот и благородная барышня! Виден человек во гневе своём: изящество наружу, а колкость и дерзость внутри!... Теперь она будет молчать и говорить только "прощайте" и "здравствуйте". Это очень скверно, я терпеть не могу, когда так говорят, но не извинюсь, не извинюсь. Никогда до нынешнего года я не писала и не думала о ней ничего дурного, а тут и пишу и думаю самые нелестные для неё штуки. Что делать -- пишу правду! Защищаться младшему от старших всегда необходимо; я ведь уже в 7-ом классе, мне скоро будет 15, а ей 22 -- это почти одно и то же, -- следовательно, она, да и никто, безнаказанно мне дерзости говорить не может. Вообще, я не мямля, не ребёнок, а совсем взрослая женщина! Дома думают: "ты -- точно малый ребёнок, любишь бегать, играть". Но, Боже мой, разве взрослые женщины не играют и не бегают, когда соберутся между собою?! Это ведь не грех...

13 августа.

К вечеру вдруг сверкнула молния, но грома нет, и теперь, когда пишу, разразился ливень. Кругом темно, всё стихает, и в природе разливается какая-то теплота... Еще 33 часа, и мне 15! Давно мне хотелось, чтобы цифры совпали, и наконец-то. Скоро время идёт, и пусть идёт оно быстро-быстро, не давая ни минутки нам назад оглянуться, чтобы подумать о прошлом, -- всё это глупости одни. О, была бы моя власть, было бы время действительно в образе старого старика, -- я бы крикнула на него: ну, скорее, время, скорей, беги, беги, не уставая, быстро, вперёд, не давай никому раздумывать!... -- И бежало бы время, чем быстрее -- тем лучше, тем ближе к смерти, к могиле. <...>

23 августа.

Разбираясь у мамы в книгах, я взяла себе несколько прекрасных французских книг, и между прочим: "La vie de Iesus par Ernest Renan" {Э. Ренан (1823--1892), "Жизнь Иисуса" (1863).}, страшно обрадовавшись этой находке. Но мама тут как тут: пришла, увидела и взяла {По-видимому, Е. Дьяконова пародирует здесь изречение Юлия Цезаря "Пришёл, увидел, победил".}, сказав, что рано читать! Но ведь мне уже 15 лет! У меня всё-таки остались: "Эмиль" Руссо, "Коринна" Stael, "Приключение Телемака" Фенелона {Роман-трактат Ж.-Ж. Руссо (1712--1778) "Эмиль, или О воспитании" (1762); роман Ж. де Сталь "Коринна, или Италия" (1807); роман-утопия Ф. Фенелона (1651--1715) "Приключения Телемака" (1699).}, Жюль Верн -- все в оригиналах; эту книгу я как-нибудь после отыщу у мамы... <...>

25 октября.

На нашем балу танцевала я много, весело мне было и... за это получила замечание, что дурно держу себя. <...> Если я в чём и виновата, то, пожалуй, в том, что пригласила родственника губернаторши; ведь он всё же посторонний, а я, как-никак, всё же ученица... А если меня часто приглашали, то не виновата же я в этом; своею внешностью никогда не занимаюсь, или ровно настолько, чтобы каждый день быть умытой, одетой и причёсанной, да и то подозревают в употреблении чего-то неподобающего -- кольдкрема или глицерина. <...>

1890 год

<...> 5 февраля.