Дневник русской женщины

Обстоятельства мне благоприятствовали: мы встретились на катке, и я ему сообщила новый план для тайного чтения книг, без посредничества Шурки. Он его одобрил и долго говорил о той странной обстановке, в которой живёт наша семья. Случайно разговор коснулся брака; мой собеседник очень удивился, когда я заметила, что отношусь к нему совершенно безразлично. -- "Вы рассуждаете, как старуха! Слишком рано вы разочаровались в людях. Непременно надо вам принести Макса Нордау {Макс Нордау (1849--1923), врач-психиатр, писатель, публицист, работы которого, содержащие резкое осуждение современной культуры с позиций научного позитивизма и "здравого смысла", были чрезвычайно популярны на Западе и в России в конце XIX -- начале XX в. Одним из объектов критики М. Нордау был Л. Толстой, в особенности как автор "Крейцеровой сонаты".}. -- Что ж, если я так рассуждаю -- этому меня научает жизнь", -- грустно сказала я. -- "Но потом вы можете очень раскаяться. -- Это почему же? -- Да потому, что вы вдруг встретите человека, которого полюбите..." Я ожидала это возражение, и приготовилась к нему. -- "Полюбить? Merci! -- засмеялась я, -- этого никогда не случится. -- Отчего? -- Я ни в каком случае не могу рассчитывать на взаимность, а любить так, одной, -- против этого восстанет моё самолюбие". "Но ведь в этом же вы не властны, -- уверенно ответил студент. -- Будто бы? Напрасно так думаете: это зависит от самообладания..." Я немного позировала перед ним; не знаю, почему, но мне иногда доставляет удовольствие казаться хуже, чем есть в действительности.

11 января.

Он принёс мне "Исторические письма" Миртова {П. Миртов -- псевдоним Петра Лавровича Лаврова (1823--1900), публициста, философа, социолога, идеолога народничества.}, литографированные... Как я боюсь... но смелым Бог владеет! Вечером мама пригласила его к чаю. Я узнала в нём человека несколько свободомыслящего, отрицающего богатство храмов Божиих (это "излишняя роскошь"), не признающего святых, сомневающегося в их действительной святости и в том, точно ли их души в раю, или же где-нибудь в другом месте. Я много читала об атеистах в книгах, уверена также, что все студенты безбожники, но говорить с ними о религиозных убеждениях, к счастью, мне не приходилось. И сегодня, забыв свою обычную сдержанность, говорила много и слишком увлекаясь, так что со стороны, пожалуй, могла показаться ему даже смешной...

12 января.

Печальный день... Папа, где бы ты ни был, знай, что я всегда помню и люблю тебя! Под звуки старинных мотивов, которые мама играла сегодня вечером, закрывая глаза -- я опять как будто очутилась в Нерехте, маленькой двенадцатилетней девочкой, в то памятное Рождество, когда мы приготовились покинуть её навсегда... Тогда умер папа. Он был четыре года душевнобольным. Ясно помню, что в это время он ходил по дому, не узнавая уже никого из окружавших... Но папа продолжал любить нас: я его не боялась даже в самые ужасные моменты его буйных припадков и неистовых метаний... И он бывал всегда кроток при встрече с нами...

13 января.

В дружеской беседе подруга Катя пыталась склонить меня к равнодушному отношению к мужчинам, не оставшимся девственными до брака. -- "Ты удивляешься? Но -- увы -- все без исключений они таковы". -- "Но ведь это же гадость, Катя, это нечестно!" -- проговорила я, и слёзы так и брызнули у меня из глаз.-- "Какая ты нервная, милая, -- они же не могут оставаться чистыми, себя сдерживать, они лечатся от этого". -- "И всё-таки, -- бессознательно повторила я, -- это гадко! Они до брака удовлетворяют свою чувственность, а после эти самые подлецы требуют от нас безукоризненной чистоты и не соглашаются жениться на девушке, у которой было увлечение до брака. Нет, уж если поведение супругов должно быть одинаково, тогда и мужчины должны жениться на проститутках... Я убеждена, как и ты, что каждый мужчина -- скверный человек, и поэтому спрашиваю тебя -- стоит ли любить таких? Я потребую от своего жениха того, чего он не может мне дать -- девственной чистоты, чтобы он был подобен мне; иначе говоря -- никогда не выйду замуж... Пусть меня считают глупой идеалисткой, но мне невозможно подумать, мне гадко будет вступить в брак с человеком, у которого я заведомо буду десятой женою по счету. Это так скверно и так невыносимо, что я лучше лишу себя счастья иметь детей, и поступлю в монастырь... Допустим, наконец, что жить без любви невозможно, -- так я всеми силами постараюсь вырвать эту любовь из моей души, но не отдам её какому-нибудь современному приличному подлецу, потому что это -- унижение, как ни старайся ты его оправдать... Таковы мои убеждения, их не вылечишь никакими книгами..."

Наш разговор был прерван...

19 января.