– Я знаю. Но глазам не прикажешь. Стэн тоже пялится на короткие юбчонки болельщиц, – нахмурившись, бурчит Лили.
– Ох, Лили, – я мотаю головой и, наконец, вырвавшись из ее цепких лапок, направляюсь к своему месту.
Еще пять минут пыток, малыш, и они отстанут от тебя. Я мысленно усмехаюсь. Бедняга. Откуда он мог знать, что попадет в логово изголодавшихся девиц, которые целый год отучились бок о бок с занудами и очкариками.
Все спешат на свои места, как только в дверях появляется мистер Хайнц. Задумчивый и отстраненный. Такое чувство, будто он производит каждое движение на автомате, даже не задумываясь лишний раз. Кажется, внутри у него происходит куда более серьезная битва, превращающая все обстоятельства реального мира в жалкие, незначительные мелочи.
– Доброе утро, мои дорогие ученики, – холодным, отчужденным тоном произносит он и ставит свой портфель на стул, а затем обращает взгляд куда-то вдаль. Я оборачиваюсь и понимаю, что там лишь задняя стена класса, но, кажется, мысленно Хайнц уже давно обогнул ее и блуждает призраком сознания где-то далеко отсюда, где-то там, куда так стремится его израненная душа.
Болезненный укол пронзает мое сердце. И почему? Почему такие замечательные, талантливые люди как он обречены на страдания?
– Эндрю, – вдруг выпаливает он, нарушая гробовую тишину, – Рад снова тебя видеть. Надеюсь, ты решил все свои проблемы и теперь станешь неотъемлемой частью нашего дружного полка.
Все как по команде обращают взоры на нового студента, а тот, слегка покраснев, бормочет неловкое «Да, спасибо» и отводит взгляд в сторону.
Хайнц снова замолкает, но на этот раз на его лице блуждает неясная, еле уловимая улыбка, просветление, будто лучик солнца, внезапно пробившийся на пару секунд сквозь тяжелые серые тучи. Профессор обводит взглядом всех нас, а затем, уперев руки в бока, выдает:
– А давайте-ка мы с вами немного расслабимся. Да? – его взгляд, словно маленькая шустрая птичка, начинает порхать от одного человека к другому в поисках поддержки, – Я знаю, что я как старый телевизор немного вышел из строя, чем крайне расстраиваю многих из вас, но это лишь временные неурядицы. Поэтому нам с вами нужно немного отвлечься, – на минуту он снова впадает в раздумья, поток лихорадочных мыслей и импульсов так и сквозит в его глазах, – Так. Встаем.
Счастливые от того, что Хайнц, наконец, становится хоть чуточку похож на самого себя, мы как пружинки вскакиваем со своих мест.
– Давайте просто споем, – с теплой улыбкой произносит он, – Но только с одним условием. Каждый из вас сейчас по очереди исполнит ту песню, которая наиболее точно описывает ваше душевное состояние. Идет?
– Да, – хором отвечаем мы.
– Я начну, – говорит профессор, опускает взгляд в пол и уже через пару секунд выдает первые протяжные, тоскливые ноты композиции, от которой явно веет шестидесятыми.
Мы молча наблюдаем за ним, поглощая каждую удачно взятую ноту, каждый перелив его прекрасного тенора.
Моя душа отзывается грустью и состраданием, а в носу сразу начинает щипать от непролитых слез сожаления и понимания.
– Я передаю эстафету…, – внезапно прерывается Хайнц и указывает пальцем на девчонку, стоящую напротив него, – Маргарет. Твоя очередь.
Пришлось немного пострадать от жизнерадостного исполнения раннего творчества Джастина Бибера. Мы с Лили переглядываемся с явным отторжением на лицах. Тем не менее, это ведь какое-никакое творчество, а любое проявление творчества – это прекрасно.
Так, один за одним, мы в узком кругу единомышленников делимся состоянием своих душ, своим настроением, чувствами и эмоциями и, кажется, в этот миг становимся очень близкими друг другу людьми, а простая игра превращается в собрание тайного общества.
Новенький, Эндрю, хоть и безо всякого желания, но тоже поддержал нашу затею и исполнил пару строчек припева песни одной из известных рок-групп. Ничего выдающегося в его мини-выступлении я не увидела, а вот остальная женская часть нашего коллектива глаз не могла оторвать от него и как завороженные глотали каждую его фальшивую нотку.
Удивительно, либо меня на самом деле настолько не любят за мои успехи, либо просто оставили на десерт, но, в конце концов я становлюсь последним, замыкающим звеном нашей музыкальной цепочки.
– Софи, твоя очередь, – говорит Лили.
Ну, наконец-то. Мысленно я с горящим сердечком потираю ладошки в предвкушении второго, после Хайнца, лучшего выступления. Жаль, под рукой нет моей любимой гитары.
Я начинаю петь. На зависть всем тем, кому не нравится, как я это делаю, да и в принципе на зависть тем, кто когда-либо говорил, что у меня ничего не выйдет. Черт. Придется перестать отрицать факт самолюбования, потому что с первых же нот, я влюбляюсь в свое собственное исполнение, а гордость переполняет меня настолько, что все тело наполняется приятным теплом.