Читаем Дневник. Том 1 полностью

тересными обитателями, со сложным обществом, как, например,

Россия или Англия, великая живописность которых состоит в

людях.

2 февраля.

Признаемся, когда мы перечли первые напечатанные листы

«Госпожи Жервезе», нас охватила безграничная гордость.

Республика, эта ложь о всемирном братстве народов, — са

мая противоестественная из утопий. Человек создан так, что

может любить только то существо, которое ему знакомо, с ко

торым он встречается или которым он обладает.

Я прочел, что в настоящее время все деревья Парижа уми

рают. За последние годы они несколько раз бывали поражены

грибком. Старая природа уходит. Она покидает нашу отравлен

ную цивилизацией землю, и, быть может, недалеко то время,

когда придется подделывать для нас природу с помощью про

мышленности, когда в современных столицах, чудовищных

скоплениях разного люда, вместо тенистых зеленых деревьев

будет только вырезанная и покрашенная жесть, из какой сде

ланы пальмы в банях «Самаритянки». <...>

5 февраля. Полночь.

Правка последних гранок «Госпожи Жервезе». И мы ду

маем о таинственном процессе возникновения и формирования

нашей книги, нашего подлинного детища, о рождении мысли,

заключающем в себе такое же чудо, такую же тайну, как рож

дение человека, извлекаемого из небытия.

Мы перечитали отрывок о чахотке, отрывок, который про

пал бы, если бы мы не пересказали, не закрепили и не одухо

творили то, что зародилось за десертом у Маньи, возникло из

мозга Робена, из его речей, туманных, но прорезаемых вспыш

ками молний, из всей его восторженной и путаной учености.

Ведь то, чему мы придали ясность и выразительность, никогда

бы не получилось у него, пораженного нашим стилем и смело

стью нашего пера. Перед листом бумаги он превратился бы в

такого же трусливого слюнтяя, каким он выказал себя в своих

нерешительных поправках на полях наших гранок.

Удивительные источники произведения, встречи, странно

оплодотворяющие мысль! Возвышенное может быть порождено

воспоминанием о грязи! Никто бы не догадался, что последние

39*

611

слова нашей книги * были навеяны отвратительным случаем, —

до сих пор в нашей душе звучат, как навязчивая непристойная

песенка, слова маленькой проститутки, которая, возвращаясь

ночью, из-за двери говорила своей матери, не желавшей ей

отворять: «Мама, мама, открой!» — а под конец, потеряв тер

пенье, восклицала: «Вот г...-то какое!» Это можно назвать жем

чужиной, найденной в отхожем месте.

7 февраля.

Ирония судьбы и неразберихи нашего времени, полное про

тиворечие здравому смыслу! Мы больше, чем кто-либо другой,

имеем основание быть недовольными существующим режимом,

мы, как чистой воды литераторы, ненавидим правительство,

враждебное и завистливое по отношению к литературе; мы не

имеем никаких подлинно дружеских и тесных связей с кем-

либо изо всей этой беспорядочной клики, стоящей теперь во

главе одряхлевшей империи, кроме дружбы с принцессой, да

притом дружбы, полной ссор и борьбы по поводу любой мысли

и любого предмета, — и все-таки именно наш талант хотят из

ничтожить в глазах публики посредством всегда успешно дей

ствующей клеветы, посредством клички «придворные любез

ники».

А откуда это идет? От пошлых лакеев общественного мне

ния, от некоего Галишона. Нужно дать здесь портрет этого

золотушного честолюбца, наполовину мелкого виноторговца, со

держащего кабачок в Порт-о-Вен, наполовину главного редак

тора «Газетт де Бо-з-Ар» *, которую он издает на деньги, вытя

нутые им у одного высокорожденного идиота, делящего свой

день между выражением восторга перед Альбрехтом Дюрером

и смешиванием вин; лицо цвета чумного бубона, глаза — за си

ними очками, как у сифилитика; зловредный famulus 1 Шарля

Блана *, притворяющийся глухим, чтобы походить на Бюлоза;

смехотворный биограф «мастера с птицей» *, ползающий на

животе перед артистическим вкусом г-на Тьера, лижущий зады

всей Академии и за свое низкое усердие вполне заслуживаю

щий звания ее кандидата in culo! 2

На его вопрос, остаемся ли мы сотрудниками его газеты

после ее выступления против Ньеверкерка *, злобного и наив

ного выступления, демонстрирующего независимость «Газетт

1 Прислужник ( лат.

).

2 В заднем проходе ( лат. ) .

612

де Бо-з-Ар» в тот момент, когда суперинтендант перестал ее фи

нансировать, мы ответили следующее:

«Сударь, мы благодарим вас за уважение, которое вы к нам

проявили, предположив, что мы не останемся сотрудниками

вашей газеты после вчерашней статьи, подписанной вами.

Оба романа, которые мы опубликовали в газетах, были напе

чатаны в органах оппозиции *. То, что нас связывает с прави

тельством, — никак не узы благодарности, это дружелюбные от

ношения с некоторыми лицами, отношения бескорыстные, завя

завшиеся сами собой; эти отношения нам дороги, и мы сочли бы

подлостью разорвать их в настоящий момент.

Отсюда следует, что, прочтя в вашей газете объявление о

специальном листке, враждебном этим лицам и этим нашим

друзьям, мы просим вас отослать нашу статью о Моро г-ну Ле-

кюиру, в «Международную книготорговлю».

Соблаговолите также удержать наш гонорар за статью «Эй-

зен» в счет нашего вам долга за первую партию бургундского

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное