Читаем Дневник. Том 2 полностью

Я скоро ушла, не посмотрев аттракционы, очень уж остро я испытывала этот supplice стендалевский.

20 мая. 18-го был 75-летний юбилей Анны Петровны[27]. Народу была толпа, толпа, настроенная ласково и тепло. Много приветствий, адресов. Хорошо говорил Лозинский. Я не помню точно его слов, но приблизительно было сказано следующее: «Вы поставили на большую высоту три рода искусств, и мы равно восхищаемся всеми тремя. Искусство живописи и гравюры, искусство слова, искусство жизни». Очень смешно, но трогательно прочел свои стихи один из представителей резиновой промышленности, читал с пафосом, почти танцуя.

Когда я подошла к А.П., она шёпотом меня спросила: «Вы довольны? Я довольна».

На другой день по телефону она мне сказала: «Я думала, что умру после юбилея. Перед отъездом в музей я помолилась, прося Бога вразумить меня, и была совершенно спокойна, когда приехала, и теперь чувствую себя прекрасно». Ее встретил Лебедев и говорит: «Приехало много генералов, не знаю, что с ними делать». Это был генералитет Медицинской академии: Орбели, Герголав, Хлопин и другие.

Корнилов организовал торжество блестяще. А.П. ответила на приветствие очень скромно, просто, честно, как все, что она делает.

Я вышла из музея с Натальей Васильевной и Лозинскими, тут же оказался Брянцев. Белая ночь, зеленоватое небо сквозь зеленеющий пух деревьев. Пошли вместе. По какому-то поводу Брянцев стал жаловаться: «Зачем нас отослали в 41-м году из Ленинграда? Оставили же Музкомедию. Их бы выслали, а нас оставили». На это я ему вразумительно ответила: «В городе фронта нужен был бардак, а чем вы могли этому соответствовать?»

Брянцеву это очень понравилось, пришлось со мной согласиться. Он взял меня под руку, и мы пошли пешком мимо замка, Летнего сада. Рассказав свои похождения в Алжире, когда он был юнкером флота, он перешел к описанию отъезда, вернее отлета в декабре 41-го года[28]

, мытарств по дороге, организацию театра в Березняках, за что он к своему 60-летнему юбилею получил от Загурского выговор в приказе. Поехал в Москву. Вызвали Загурского и велели приказ отменить. На вопрос Загурского, почему он не посоветовался с ним, Брянцев ответил: «Я мог только посоветоваться с четырьмя лицами: народным деятелем искусств А.А. Брянцевым, членом Ленсовета А.А. Брянцевым, членом президиума Рабиса А.А. Брянцевым и художественным руководителем театра А.А. Брянцевым». Лиса.

5 июня. Нормы выдачи иждивенцам через год после окончания войны на месяц: крупы – 1 кг, мяса или рыбы 500 гр., жиров 200 гр., сахара или конфет 400 гр.

On ne mérite l’indépendance que lorsqu’on sait la conquérir. Bentham[29].

Пишу устарелые прописные истины. Но люди, сидящие уже 29 лет в тюрьме, и до этого не доросли.

Вениамин, архиепископ Шеин, проф. Новицкий, проф. Ковшаров, Уокер, Бобрищев-Пушкин и евреи-адвокаты, священники Боярский и В<в>еденский. Суд русский. Якунина, способ Бондарчука?[30]

Rien n’est plus malheureux pour une religion ou pour un système que d’être protégée par le gendarme!!![31]

23 июня. Очень много надо записать, но нет сил. Наташа меня поставила в такие условия, что и сравнить не с чем. Привезла свою бабушку, якобы устроить в инвалидный дом. Но не устраивала, несмотря на мои просьбы, бабушка была ей нужна, чтобы смотреть по ночам, в ее отсутствие, за детьми. Под конец устроила всю бумажную часть и все-таки не перевезла, а когда я после ее отъезда отправилась туда, – нет мест. Есть места в приемном покое. Я пожалела несчастную М.Е., и на свою голову. Теперь вот уже неделю живу рядом с умирающей. Это не под силу мне. Болит весь затылок, горит, как обожженный. При этом малыши, сдача перевода, последние экзамены, годовой отчет в училище и постановка в театре. «Как мне хочется, чтобы меня приласкали», – сказала как-то Мария Евгеньевна. Я ее поцеловала, погладила, стараюсь быть как можно ласковей. Но все-таки почему я? У нее есть внучка, племянницы, а я-то чужой ведь человек. И так всю жизнь.

Я сегодня совсем расстроилась. Взяла утром Евангелие, оно само раскрылось на 15-й главе <Послания> Павла к римлянам: «Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать», – меня поразил этот ответ на мои мысли. Конечно, я сильная. Приходится делать много, что кажется непосильным и для многих непонятным. Бондарчук меня называет самоубийцей.

Но тяжело.

В больницу старых не принимают. Нужен блат. Попросила Юрия выхлопотать разрешение у Машанского, начальника здравотдела. С няней Наташа тоже не закончила канитель. Ее прописали, дали паспорт. Чтобы получить карточки, надо заключить договор. В групкоме договор нельзя заключить без наряда из отдела по учету рабочей силы, а наряда не выдают без договора. А Шура, как 18-летняя, должна идти на насильственные работы по торфу, лесу, сланцу. Она же крепостная.

Or – les tyrans ont toujours raison и т. д. Нет <козы> с орехами…[32]

Рассказы Алеши Б. Варшава.

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в мемуарах

Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Впервые на русском языке публикуются в полном виде воспоминания барона Н.Е. Врангеля, отца историка искусства H.H. Врангеля и главнокомандующего вооруженными силами Юга России П.Н. Врангеля. Мемуары его весьма актуальны: известный предприниматель своего времени, он описывает, как (подобно нынешним временам) государство во второй половине XIX — начале XX века всячески сковывало инициативу своих подданных, душило их начинания инструкциями и бюрократической опекой. Перед читателями проходят различные сферы русской жизни: столицы и провинция, императорский двор и крестьянство. Ярко охарактеризованы известные исторические деятели, с которыми довелось встречаться Н.Е. Врангелю: M.A. Бакунин, М.Д. Скобелев, С.Ю. Витте, Александр III и др.

Николай Егорович Врангель

Биографии и Мемуары / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство

Не все знают, что проникновенный лирик А. Фет к концу своей жизни превратился в одного из богатейших русских писателей. Купив в 1860 г. небольшое имение Степановку в Орловской губернии, он «фермерствовал» там, а потом в другом месте в течение нескольких десятилетий. Хотя в итоге он добился успеха, но перед этим в полной мере вкусил прелести хозяйствования в российских условиях. В 1862–1871 гг. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Они впервые объединены в настоящем издании; в качестве приложения в книгу включены стихотворения А. Фета, написанные в Степановке (в редакции того времени многие печатаются впервые).http://ruslit.traumlibrary.net

Афанасий Афанасьевич Фет

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей
Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей

Бестселлер Amazon № 1, Wall Street Journal, USA Today и Washington Post.ГЛАВНЫЙ ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ТРИЛЛЕР ГОДАНесколько лет назад к писателю true-crime книг Греггу Олсену обратились три сестры Нотек, чтобы рассказать душераздирающую историю о своей матери-садистке. Всю свою жизнь они молчали о своем страшном детстве: о сценах издевательств, пыток и убийств, которые им довелось не только увидеть в родительском доме, но и пережить самим. Сестры решили рассказать публике правду: они боятся, что их мать, выйдя из тюрьмы, снова начнет убивать…Как жить с тем, что твоя собственная мать – расчетливая психопатка, которой нравится истязать своих домочадцев, порой доводя их до мучительной смерти? Каково это – годами хранить такой секрет, который не можешь рассказать никому? И как – не озлобиться, не сойти с ума и сохранить в себе способность любить и желание жить дальше? «Не говори никому» – это психологическая триллер-сага о силе человеческого духа и мощи сестринской любви перед лицом невообразимых ужасов, страха и отчаяния.Вот уже много лет сестры Сэми, Никки и Тори Нотек вздрагивают, когда слышат слово «мама» – оно напоминает им об ужасах прошлого и собственном несчастливом детстве. Почти двадцать лет они не только жили в страхе от вспышек насилия со стороны своей матери, но и становились свидетелями таких жутких сцен, забыть которые невозможно.Годами за высоким забором дома их мать, Мишель «Шелли» Нотек ежедневно подвергала их унижениям, побоям и настраивала их друг против друга. Несмотря на все пережитое, девушки не только не сломались, но укрепили узы сестринской любви. И даже когда в доме стали появляться жертвы их матери, которых Шелли планомерно доводила до мучительной смерти, а дочерей заставляла наблюдать страшные сцены истязаний, они не сошли с ума и не смирились. А только укрепили свою решимость когда-нибудь сбежать из родительского дома и рассказать свою историю людям, чтобы их мать понесла заслуженное наказание…«Преступления, совершаемые в семье за закрытой дверью, страшные и необъяснимые. Порой жертвы даже не задумываются, что можно и нужно обращаться за помощью. Эта история, которая разворачивалась на протяжении десятилетий, полна боли, унижений и зверств. Обществу пора задуматься и начать решать проблемы домашнего насилия. И как можно чаще говорить об этом». – Ирина Шихман, журналист, автор проекта «А поговорить?», амбассадор фонда «Насилию.нет»«Ошеломляющий триллер о сестринской любви, стойкости и сопротивлении». – People Magazine«Только один писатель может написать такую ужасающую историю о замалчиваемом насилии, пытках и жутких серийных убийствах с таким изяществом, чувствительностью и мастерством… Захватывающий психологический триллер. Мгновенная классика в своем жанре». – Уильям Фелпс, Amazon Book Review

Грегг Олсен

Документальная литература
Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век
Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век

Уильям Буллит был послом Соединенных Штатов в Советском Союзе и Франции. А еще подлинным космополитом, автором двух романов, знатоком американской политики, российской истории и французского высшего света. Друг Фрейда, Буллит написал вместе с ним сенсационную биографию президента Вильсона. Как дипломат Буллит вел переговоры с Лениным и Сталиным, Черчиллем и Герингом. Его план расчленения России принял Ленин, но не одобрил Вильсон. Его план строительства американского посольства на Воробьевых горах сначала поддержал, а потом закрыл Сталин. Все же Буллит сумел освоить Спасо-Хаус и устроить там прием, описанный Булгаковым как бал у Сатаны; Воланд в «Мастере и Маргарите» написан как благодарный портрет Буллита. Первый американский посол в советской Москве крутил романы с балеринами Большого театра и учил конному поло красных кавалеристов, а веселая русская жизнь разрушила его помолвку с личной секретаршей Рузвельта. Он окончил войну майором французской армии, а его ученики возглавили американскую дипломатию в годы холодной войны. Книга основана на архивных документах из личного фонда Буллита в Йейльском университете, многие из которых впервые используются в литературе.

Александр Маркович Эткинд , Александр Эткинд

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Документальное