Дневник. Том I. 1856-1858. Книга 1. Мысли при чтении Священного Писания

Г л. 1. Господь Иисус сделал для людей все, чтобы уверить их в истине Своего Божественного происхождения и посланничества. Самое сильное доказательство Своего Божества представил Он в Своем воскресении из мертвых: яко не возможно бяше держиму быти Ему от смерти, как Жизни и Источнику живота для всех. Пострадав до смерти и воскресши, Он поставил Себя жива пред апостолами и после Воскресения во мнозех истинных, а не призрачных и ложных, знамениях, денъм и четыредесятъми являлся им и глаголя яже о Царствии Божии, которое Он проповедывал людям при жизни Своей до крестной смерти и в которое желал всех привлечь. Между этими знамениями самое убедительное для чувственной природы нашей было то, что Он вкушал пред глазами апостолов хлеб, соты, рыбу и другие снеди. Хотя, конечно, не для того, чтобы подкрепить пищею Свои силы: духовная, прославленная природа Его Божественного тела обладала теперь жизнью и мощью не стихийною и дебелою, а Божественною, так что вся твердая и грубая вещественность исчезла теперь пред неприступною силою и славою Божества Его. Это нужно было именно для чувственной природы апостолов, которые, еще не получивши Духа Святого, взирали на все чувственными глазами. Как много есть и теперь людей, которые не поверят прежде духовной какой-нибудь истине, если опытно не убедятся в ней, если не увидят своими глазами! Как, спрашивают они, ужели Иисус Христос воскрес из мертвых? По чему нам знать это, убедиться в этом? Мы этого не видали. Так вот, смотрите же, люди, доверяющие больше своему грубому чувству, чем святому и истинному Слову Божию: Иисус Христос по воскресении Своем целых сорок дней являлся и чувственной природе апостолов, дозволяя им видеть Свое прославленное тело и вкушая пред ними, хотя, конечно, больше и ощутительнее являлся их душе, которая при явлениях Его наполнялась неизъяснимым миром, вкушала чудную, животворную радость от присутствия при них Бога, мира и блаженства. Их сердцу, которое горело живым пламенем святой любви: не сердце ли наю горя бе в наю, егда глаголаше нама на пути... (Лк. 24, 32).

Размыслите, рабы чувственной природы: что составляет высшую степень доказательности — чувства ли наши, дебелые, грубые, земляные, тленные, или Слово Божие и ощущения души, духовной, бессмертной, богоподобной? Я думаю, вы согласитесь, что Слово Божие и ощущения души. Верьте же этому и не ищите чувственных доказательств божественности Основателя нашей веры и всех преподанных Им для нашего спасения истин. Эти временные, грубые чувства даны нам не для того, чтобы они подрывали наше доверие святым, духовным истинам. Они — вещи стихийные, и потому предоставим им иметь дело только со стихийными предметами; предметов мира духовного они не имеют права подводить под свои законы, для них есть другие, свои законы — в душе: духовная духовными — и надобно срассуждать, по Апостолу. Прекрасно! [22]

Гл. 2, ст. 3 и 4. И явишася им разделени языцы яко огненни, cede же на едином коемждо их. И исполнишася ecu Духа Свята и начата глаголати иными языки, якоже Дух даяше им провещавати.

Познайте из этого повествования о сошествии Святого Духа, все народы, племена и языки, кто вы и откуда вы. Вы — слабые твари (слабые, говорю, потому что есть твари силънии крепостию — Ангелы), создания Духа Божия, движимые и животворенные Им; ваша мысль выражается таким или другим языком не оттого только, что родители и соотечественники ваши говорят таким, а не другим языком, так как в этом случае все-таки надобно предполагать еще другую причину: почему именно таким, а не другим языком говорят они, — а оттого, что Духу Божию, всезиждущему и всеустрояющему, угодно было облечь ваши мысли в такую, а не другую форму. Язык есть внешняя оболочка нашей мысли, так как тело есть внешний, вещественный покров невидимой, духовной природы нашей души. Мысль есть чадо души, во всем похожее на свою мать, — само в себе такое же духовное, неосязаемое, вообще не подлежащее ни одному внешнему чувству; слово, или язык, есть одежда, покров мысли, которая делается в нем как бы видимою и осязаемою. Дух Божий есть Творец нашей души разумной, мыслящей, свободной. Он мог сделать (как и действительно сделал вначале), чтобы все люди говорили одним языком и, таким образом, единством самого языка показывали единство своего происхождения — от одного Творца. Но так как это единство послужило людям во вред по их испорченности, то Дух Божий отнял у их мысли однообразную одежду и дал пеструю, разноцветную, так что по этой пестроте они не могли узнавать родной, общей и тожественной у всех по существу своему мысли. Так, если простолюдина в простой одежде одеть в одежду воина, то в нем весьма трудно узнать прежнего простолюдина, хотя от прежнего вида его и остаются — лицо, вся голова и, может быть, другие приметы. Но мысль закрывается совершенно своею оболочкою — языком — так, что, если можно так выразиться, она скрывает под нею и лицо свое.

В поучение о творении[23]