Дни.

Слова падали… И сами по себе они были – как это сказать? – вековым волнением волнующие… А тут – в этой обстановке… Перед строем, замершим в торжественном жесте, перед этой толпой, испуганной, благоговейно затихшей, они звучали неповторяемо…

И я чувствовал, что слова падают во что-то горячее, что могло быть только человеческим сердцем…

* * *

…Да поможет господь бог России.

* * *

Я поднял глаза от бумаги. И увидел, как дрогнули штыки, как будто ветер дохнул по колосьям… Прямо против меня молодой солдат плакал. Слезы двумя струйками бежали по румяным щекам…

Тогда я стал говорить… Хорошо ли, плохо, – не знаю… Это кто-то другой говорил – кто больше, сильней, горячее меня…

– Вы слышали слова Государя?. Последние слова… императора Николая II? Он подал нам всем пример… нам всем – русским… как нужно… уметь забывать… себя для России. Сумеем ли мы так поступить? Мы… люди разные… разных званий, состояний… занятий… офицеры и солдаты… дворяне и крестьяне… Инженеры и рабочие… Богатые и бедные… Сумеем ли мы все забыть для того, что у нас у всех есть единое… общее?.. А что у нас – общее? Вы все это знаете… это общее – родина… Россия… Ее надо спасать… О ней думать… Идет война… Враг стоит на фронте… Враг неумолимый, который раздавит нас… раздавит, если не будем все вместе… Если не будем едины… как быть едиными?. Только один путь… Всем собраться вокруг… нового царя… Всем оказать ему повиновение… Он поведет нас… Государю императору… Михаилу… Второму… провозглашаю – «ура!»

И оно взмыло – горячее, искреннее, растроганное… И под эти крики я пошел прямо перед собой, прошел через строй, который распался, и через толпу, которая расступилась, пошел, не зная куда…

* * *

И показалось мне на одно короткое мгновение, что монархия спасена…

* * *

Я очнулся в каком-то коридоре вокзала…кто-то из железнодорожных служащих твердил мне что-то, и наконец я понял, что Милюков уже много раз добивается меня по телефону…

* * *

Я услышал голос, который я с трудом узнал, до такой степени он был хриплый и надорванный…

– Да, это я, Милюков… Не объявляйте манифеста… Произошли серьезные изменения…

– Но как же?. Я уже объявил…

– Кому?

– Да всем, кто здесь есть… какому-то полку, народу… Я провозгласил императором Михаила…

– Этого не надо было делать… Настроение сильно ухудшилось с того времени, как вы уехали… Нам передали текст… этот текст совершенно не удовлетворяет… совершенно… необходимо упоминание об Учредительном Собрании… Не делайте никаких дальнейших шагов, могут быть большие несчастия. .. – Единственное, что я могу сделать, – это отыскать Гучкова и предупредить его… Он тоже где-то, очевидно, объявляет.. .

– Да, да… Найдите его и немедленно приезжайте оба на Миллионную, 12. В квартиру князя Путятина…

– Зачем?

– Там великий князь Михаил Александрович… и все мы едем туда… пожалуйста, поспешите…

* * *

Я спросил кого-то из тех, кто меня почему-то окружил:

– Где Гучков?

– Александр Иваныч в железнодорожных мастерских на митинге рабочих, – ответили голоса.

На митинге рабочих… Значит, мне надо сейчас пробраться туда к нему и вытащить его оттуда… Но как же быть с текстом отречения?. Вот я его чувствую под рукой в боковом кармане… И с таким документом на митинг к рабочим?. Войти-то войдешь, – но выйдешь ли?. Могут отнять, уничтожить… И бог его знает, что еще может быть… как быть? вокруг меня, ни на секунду не оставляя, была толпа людей, следившая за каждым моим движением… Но ни одного – не то что верного, но просто знакомого лица… Кому передать документ?

В это время меня опять позвали к телефону.

– Это я, Бубликов… Я, знаете, на всякий случай послал человека вам… один инженер… совершенно верный… он найдет вас на вокзале… скажет, что от меня… Можете ему все доверить… Понимаете?

– Понимаю.

* * *

Через несколько минут из толпы, меня окружавшей, какой-то господин протискался, сказав, что он от Бубликова… я сказал ему:

– Вас никто не знает… За вами не будут следить… Идите пешком совершенно спокойно… и донесите… Понимаете?

– Понимаю.

Я незаметно передал ему конверт. Он исчез…

Теперь я мог идти на митинг…

* * *

Я насилу втиснулся… Это была огромная мастерская с железно-стеклянным потолком. густая толпа рабочих стояла стеной, а там вдали, в глубине, был высокий эшафот, то есть не эшафот, а помост, на котором стоял Гучков и еще какие-то люди…

Я стал пробиваться сквозь толпу, заявляя, что у меня «срочное поручение». С трудом я пробился к подножию «эшафота». На помост вела приставная лестница… Я вскарабкался по этой лестнице после целого ряда ссор и объяснений, что у меня «срочное поручение». Когда я вскарабкался, председатель этого собрания, рабочий, который стоял рядом с Гучковым, говорил речь такого со держания: