Дни без князя

Корзинщик повернул голову к Юрию и присел.

— Догадывались, только доказательств не было. Без доказательств ничего сделать нельзя. В Дастране князя любят.

— Все доказательства сгорели вместе с дворцом князя. Князь твоим покровителям мешал?

Умад переполз к стенке и облокотился о нее спиной. Ощупав голову, он скорбно скривил губы:

— Князь мешает очень многим. Романов привечает, бывших Солдат Вудры, южане и островитяне при нем по княжеству так и шастают. Старинным купеческим семьям это очень не нравится. Их торговле подобное многолюдье в убыток, цены падают. Зрящим не по душе его самостоятельность, с монахами Ямы отношения у него не сложились, а южные князья издавна завидуют торговле Дастрана. Служительницы Дивеи, это известно всем в Ити, мечтают заменить князя его сыном. Только они не спешат, ждут совершеннолетия Аю Васанты. Чернокнижники не могут простить князю того, что он несколько лет назад казнил три десятка сторонников Слоноголового. Но князь, насколько мне известно, жив. Почему ты, говоря о нем, употребил прошедшее время?

Корзинщик разговорился. Жизнь князя для него запретной темой не была.

— Князь жив, сегодня он прибыл в Ити. Но что-то многие на него покушались. Даже Прежние. Эти-то почему?

— Заплатили им, наверное, — предположил Корзинщик.

Но кто им заплатил, кто здесь вообще общался с Прежними, кому перешли дорогу романы, почему бывших Солдат Вудры никто, кроме князя, на службу не брал, хозяин дома говорить отказался. А может, действительно, не знал. Время шло, а Юрий так и не продвинулся в своих расследованиях. Уклончивые ответы Умада, должно быть, были бы достаточны для знатока взаимоотношений различных группировок в Дастране, но землянину их совершенно не хватало. О халпеях и чернокнижниках Корзинщик слышал краем уха, с романами вообще никогда не разговаривал. Как и все, он не считал рыжеволосого княжича законным сыном Аю Амараваты. Смерть же его жены приписывал женской ревности.

— Князь, пока не женился, Мамуху Солнцерожденному поклонялся со всеми встречными бабами. Ублюдков наплодил — на треть княжества. Имел и постоянных любовниц среди купеческих дочек, даже служительниц Дивеи не пропускал.

Корзинщик сокрушенно, и вместе с тем завистливо покачал головой. Служительницы Дивеи, как следовало из его рассказа, не могли вступать в брак. Сношения же с мужчинами им не возбранялись, как и рождение детей. Только были они на редкость разборчивы, и среди обывателей Ити считалось весьма почетным возлечь на ложе со служительницей матери Мамуха Всадника. Корзинщику такая удача не улыбнулась, и он князю откровенно завидовал.

Но после женитьбы Аю Амаравата на сторону не гулял. Так что женщины Дастрана княгиню ревновали, а рождение рыжеволосого сына только усилило женскую к ней ненависть.

Задавая следующий вопрос, Юрий ощутил неприятную легкость в мыслях. Сознание работало четко. Но как-то ограниченно; за пределами главной темы не оставалось ничего. Вообще ничего. В обычном состоянии Юрий мог обдумывать одновременно несколько вопросов. Произошедшее изменение поразило его настолько, что он даже замолк на полуслове. Но Умад не обратил на его внезапное молчание никакого внимания. Он широко раскрыл глаза, направив взор за спину Кондрахина.

Повернуть голову землянин не успел. Все мышцы его тела охватило оцепенение, а княжий дар теперь показывал не присутствие астральных энергий вокруг, а некие расплывчатые грязные пятна. Их восприятие вызывало отвращение. Голова у Юрия закружилась, и к горлу подступил шершавый комок. С трудом двигая глазами, он смотрел, как женщины в длинных светлых одеяниях заполонили весь подвал. Они разглядывали предметы Прежних, шевелили губами, разговаривая, но Юрий не слышал ничего, кроме стука собственного сердца. Теперь голова болела так, что он предпочел закрыть глаза.

Как ни странно, ему стало легче. Он почувствовал, как его хватают под руки и несут. Недолгое путешествие окончилось тем, что его посадили возле стены и согнули ему ноги. Почти сразу прошло оцепенение, и он расслышал нараспев читаемое заклинание. Открыв глаза, Кондрахин обнаружил себя в узкой темной комнате. Ноги ему согнули, потому что иначе он не поместился бы в ней. Комнатенка была размерами — метр на метр. Три стены, а вместо четвертой — дверь. Вверху, в двери — забранное толстой решеткой окно. Сквозь него проникали багровые отблески факелов.